Роберто Диоталлеви - Дыхание Смерти
Запах свалявшейся шерсти стал ближе. Кулл услышал осторожные, крадущиеся шаги. Он рыкнул, поднимаясь и ощерил пасть. Стервятники дружно, но как-то лениво взмахнули крыльями и не двинулись с места. Каждый должен бороться за жизнь, пока может. Их это не злило и не возмущало. Птицы знали, что их добыча никуда не денется.
Из-за камней показались буро-желтые полосатые морды. Круглые глаза горели алчностью. «Гиены! Легки на помине», — подумал Кулл-человек. «Эти ждать не будут», — понял Кулл-зверь.
Он подтянул непослушные лапы и приподнял верхнюю губу. Из горла вырвался короткий глухой рык. Но гиены не спешили убраться. Они знали, что этот странный зверь почти мертв.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Сощурив дальнозоркие глаза, Дзигоро с изумлением разглядывал странного пса. То, что это был пес, не было никаких сомнений. Но таких собак Дзигоро никогда не видел. Он вообще сомневался, что такие бывают, что это не морок, навеянный жарой. Он не собирался останавливаться здесь. Стая гиен, кружащая около падали, пара стервятников, наблюдавших за ними с невозмутимым спокойствием философов. Видимо, стервятники уверены, что их не обойдут на этом пиру. Дзигоро ни в коем случае не собирался вмешиваться в то, что считал естественным и само собой разумеющимся. Трава растет для того, чтобы ею питались сайгаки. Сайгаки нагуливают жир, чтобы обеспечить пищей стаю волков. Волки отсекают слабых и больных чтобы не пресекся род сайгаков, и чтобы снова зазеленела трава под солнцем. Один кормит другого. Жизнь — Смерть. Вдох — Выдох. Гибель — Возрождение. Природа мудра, и тот, кто дерзнет вмешиваться в колебания этого естественного маятника, изменяя его режим по собственному разумению, кто угодно, только не мудрец.
Но, присмотревшись, Дзигоро понял, что странная добыча гиен и стервятников еще шевелится. Возможно, это было агонией. В любом случае это стоило того, чтобы увидеть. Все, что происходит в мире, может чему-нибудь научить, если человек достаточно терпелив и смирен, чтобы учиться. Дзигоро подошел ближе.
С первого мгновения этот пес поразил Дзигоро. Начать с того, что он было огромен. Камелиец не отличался ростом и могучей статью и, прикинув, что получится, если этот пес встанет на задние лапы, даже слегка присел. Зверь был воистину невероятен. Шерсть, сейчас темная от грязи и крови, местами отливала дивным серо-голубым перламутром. Огромные лапы, похожие на львиные, едва заметно вздрагивали. Яростно щерившаяся пасть открывала устрашающие клыки. Но глаза почти потухли. Пес издыхал и боролся не потому, что надеялся выжить, а лишь потому, что сдача на милость победителя — изобретение человека и принадлежит исключительно ему. Звери не дают пощады и не просят ее никогда. Просто пока теплится хотя бы слабая искра жизни, надо бороться, а что из этого выйдет — совсем не важно.
Дзигоро подошел и посохом разогнал гиен. Недовольно ворча, полосатые любители падали отползли за камни, но продолжали наблюдать за человеком яркими, хищными глазами.
Камелиец наклонился над собакой, не обращая внимания на грозные клыки, и первым делом ощупал зверю хребет. Он оказался цел. Дзигоро взялся за задние лапы. Пес предостерегающе зарычал.
— Успокойся, — ровно произнес человек, — я хочу помочь. Твое мужество тронуло меня, зверь. Живое должно жить, а этим полосатым разбойникам придется поискать другую жертву.
Пара стервятников первыми поняла, что обед отменяется. Смерив человека презрительным взглядом, птицы взмахнули крыльями и вскоре исчезли за горизонтом.
Осторожно проведя рукой вдоль лежащего на боку зверя, Дзигоро почувствовал провал, как будто кто-то притянул его сухую ладонь к спине собаки. Еще раз внимательно осмотрев громадного пса и не отметив для себя никаких видимых повреждений, Дзигоро теперь уже двумя руками исследовал пространство вдоль хребта животного на некотором расстоянии от него, совершенно не прикасаясь к телу. И снова воронкообразное изменение в равновесии сил затянуло в себя руки Дзигоро.
— Это мог быть камень или… — Не договорив, Дзигоро задумался. — Нет, вряд ли это могло случиться. Но если случилось, то для тебя, приятель, лучше был бы камень. Хотя сейчас мы выясним все окончательно.
Дзигоро коротким движением погладил пса за ухом, тот скосил на человека глаз, сверкнув белком, и сдержанно предупредил его тихим, но внятным ворчанием, что терпит присутствие помощника только по необходимости.
— Тихо, тихо, приятель. — До этого легкие, почти невесомые, пальцы Дзигоро, точно железные крючья, впились в спину обездвиженного животного. Собака взвизгнула от неожиданности, но тут же задохнулась от ярости, Дзигоро одним неуловимо-текучим движением оказался по другую сторону от пса и, взяв его за холку обеими руками, рывком оторвал его от земли, чего Кулл никак не мог предполагать в таком тщедушном теле, хотя уже видел его в деле в таверне, а Дзигоро в это время коленом уперся псу в поясницу и еще раз рванул недвижимое тело на себя.
Яростный рык потряс окрестности. Кулл никогда не отличался завидным терпением, но этот негодяй еще и пользуется его беспомощностью. Зря он надеется, что не получит причитающееся за свою наглость сполна. Одним молниеносным броском Кулл опрокинул человека наземь, припечатав к месту, встав ему на грудь передними лапами. Клыки длиной с хороший дасар остановились на расстоянии волоса от горла Дзигоро. Серые полубезумные глаза уперлись в черные точки зрачков отшельника. Камелиец тихо рассмеялся, увидев, как оттаивает ледяной оскал звериной морды и глаза становятся теплыми и прозрачными. Яростный гнев сменился удивлением. Пес вдруг зашатался и рухнул, придавив Дзигоро всей своей тяжестью.
— Я же говорил, тише, приятель, — коротко выдохнул камелиец. — Придется попробовать еще раз.
Зверь чуть дернулся.
— Нет, есть и другой способ.
Камелиец легко надавил несколько раз за ушами Кулла и вдоль холки. Подождал, надавил еще раз. К немалому удивлению Дзигоро, все получилось. Пес поднялся и некоторое время стоял, пошатываясь и не решаясь шагнуть. Потом сделал шаг. Второй. Третий. Глаза его все еще были затянуты мутью. Вряд ли он хоть что-нибудь соображал, но так даже лучше — не будет чувствовать боли. Только бы дошел. Только бы в этом израненном теле хватило запаса жизненных сил.
— Пойдем со мной, — тихо приказал Дзигоро, поднимаясь вслед за собакой и отряхиваясь ладонью. Легкое облачко серебристой пыли медленно осело за ним. Тихо, мягко, но приказал. И пес подчинился. Отчасти из-за магии Дзигоро, а отчасти из-за того, что ему было все равно. Он был уверен, что через двадцать шагов упадет и издохнет и гиены все-таки им пообедают. Он ошибся. Пес прошел двадцать шагов, потом еще двадцать. И еще. И еще. А сколько их было потом — этого не сумел бы сосчитать не то что Кулл-собака, но и Кулл-человек.
