Артем Рыбаков - Переиграть войну! В «котле» времени.
- Присаживайтесь, сержант. Разговор у меня к вам есть.
- Да, слушаю вас, товарищ старший лейтенант - ответил тот, садясь рядом.
- Вас как зовут?
- Сержант Юрин.
- А по имени?
- Коля… то есть Николай.
- А я - Окунев Антон.
- Очень приятно, товарищ старший лейтенант госбезопасности.
- Николай, ты что? Мы же познакомились. Обращайся по имени, сейчас можно.
- Слушаюсь
- А скажи ка мне, Коля, вы с лейтенантом всю дорогу шли?
- Нет, только в сарае встретились. Два дня назад.
- А откуда знаешь, что он из Ломжи?
- Он сам сказал. И удостоверение показывал. Он из особого отдела 6-ой кавдивизии, а она в Ломже как раз стояла. А вы что, сомневаетесь?
- Нет, просто интересуюсь. Ладно, хватит лясы точить. Пора идти, а то до темноты не дойдем.
Когда мы сержантом подошли к остальным, я спросил у лейтенанта:
- Товарищ лейтенант, вы сами идти сможете?
Тот утвердительно кивнул головой.
- Ну и отлично. Еще две минуты отдыха, и вперед.
- Товарищ старший лейтенант госбезопасности, а у вас табачку не найдется? А то очень курить хочется, - спросил боец с подбитым глазом.
- Сейчас посмотрю, - уходя в деревню, я оставил Тотену пачку сигарет, ту самую - с обрезанными фильтрами.
Алик все понял на лету, поэтому кинул мне две сигареты. Я протянул одну бойцу:
- Только трофейные есть.
- Ничего, и такие пойдут.
Я, прикурив свою сигарету от спички, вначале хотел отдать коробок окруженцу, но вовремя вспомнил, что надпись «Череповец. ФЭСКО, Россия» на коробке может вызвать ненужные вопросы. Поэтому я протянул ему горящую сигарету, чтобы он прикурил «от ствола».
- Товарищ старший лейтенант, или как вас там? - внезапно раздался за моей спиной голос. И одновременно щелкнул предохранитель «мосинки».
«Ну, еж твою!» - только и подумал я, покосившись через плечо.
Неугомонный гэбэшник стоял у меня за спиной метрах в двух, а мой ППД висел у меня на плече, и добраться до него не было никакой возможности. Ну, почти никакой.
- В чем дело, лейтенант? - как можно более спокойно спросил я.
- Предъявите ваши документы!
- Лейтенант, ты совсем на голову больной, или это приступ? Какие на задании в тылу врага документы?
- Я еще раз требую вас предъявить документы. В противном случае я буду вынужден вас арестовать своей властью.
Бойцы недоумевающе смотрели на нас. Тотен, конечно, пришел бы мне на помощь, но он поставил свою винтовку вместе с остальными стволами к дереву, у которого сидел.
- Вот скажи мне, лейтенант, а где твоя бдительность была, когда двадцать втрого числа диверсы из «Бранденбурга» командиров стреляли и штабы взрывали. - Решил я использовать свое «попаданское послезнание».
Тот болезненно скривил лицо, но ничего не ответил. Я же продолжал переть буром:
- Молчишь? А сейчас, когда тебя из дерьма вытащили, решил свою власть и строгость перед бойцами показать? Ну, давай, валяй.
- Я еще раз требую…
- А не пошел бы ты! «Шпалой» сверкаешь, а ума нету!
- Прекратите оскорблять сотрудника госбезопасности! Немедленно предъявите документы!
- Щаз, разбежался об стену - ничего, кроме как тянуть время, аккуратно, кончиками пальцев, вытягивая из кобуры ТТ, мне не оставалось.
- Немедленно положите автомат на землю! - решил сменить пластинку лейтенант.
«Так, если я начну снимать с плеча ППД, то перестану вытаскивать пистолет. А что, если, скидывая автомат, просто выхватить ТТ, да и завалить этого зануду? Так свой он. Да какой свой? Дятел он назойливый, а не свой».
За спиной раздался какой-то шорох, невнятный возглас и звук глухого удара, как будто ударили деревяшкой об деревяшку. Затем шум падающего тела. Скосив глаза, я увидел, что лейтенант лежит на земле, а над ним, с винтовкой в руке, стоит сержант Коля.
- Сержант, ты что, с дуба рухнул?
- Нет, товарищ старший лейтенант.
- Так что ж ты, старшего по званию - прикладом?
- А, вражина он!
- Да с чего вы взяли, сержант? - я попытался перейти на официальный тон.
- Что он нам стволом грозил? Да и форма у него - чистая! Вон даже подшива белеет!
«Щелк!» - и кусочки мозаики встали на свои места. Я понял, что же мне показалось странным в том жесте лейтенанта, когда он, якобы, очнулся. Он искал кобуру НА ЖИВОТЕ! Некоторое время назад я помогал ребятам-реконструкторам при съемке документального фильма, точнее, это они снимались в документальном фильме, на который меня наняли, как режиссера. Так вот, я вспомнил, как один из «отцов реконструкции» распекал двух парней за неправильное ношение кобуры. «Ты кто? Офицер Красной Армии или шпион? Ну, так перевесь кобуру на правый бок. Я понимаю, ты немцев реконструируешь, но наши-то носили кобуру на боку, а вот фрицы - на животе».
Вскочив на ноги, я бросился к лейтенанту. «Только бы мы не ошиблись! Только бы он немцем оказался» - стучало у меня в голове. Был один надежный способ проверить мои сомнения. Торопливо обшарив карманы «энкавэдэшника», я нашел удостоверение.
- Тотен, фонарик! Живо!
В ярком свете диодного фонарика я торопливо листал страницы. «Саукстас Герман Янович. Лейтенант. ГУГБ НКВД» - пока все верно. Так, «выдано - 18 октября 1939г.». Проведя пальцем по скрепкам, я облегченно выдохнул.
- Немец он. - Сказал я, поднимая голову.
- А как вы узнали, товарищ старший лейтенант?
- Вот, сам посмотри. Удостоверение он почти два года в кармане таскает, края обтрепались, и обложка потерта, а скрепки не заржавели. Нам перед заброской как раз про эту особенность рассказывали. - Решил я придать убедительности своим словам.
- Но удостоверение ведь потрепано?
- Есть такие спецы, Николай, они тебе за два дня, что хочешь, в надлежащий вид приведут.
- Понятно. То-то мне показалось, что он по-русски как-то не так говорил.
- Поэтому он и прибалтом записан, а может и на самом деле - латыш или эстонец. Но это лирика. Алик, шнурок давай.
В этот момент я краем глаза заметил быстрое смазанное движение. Единственное, что я успел сделать - это поднять правое плечо и немного пригнуть голову, поэтому сапог «лже-гэбэшника» попал мне не в голову, а, как раз, в поднятое плечо. От удара плечо онемело, и я выронил пистолет, а сам опрокинулся на бок. Гад сноровисто сграбастал ТТ и направил его на меня…
- АААААА, твоюююю… - раздался рев Тотена.
Немец отреагировал на новую угрозу выстрелом. Алик запнулся на бегу, но, все-таки сделал еще два шага и обрушил приклад маузера на грудную клетку противника. Противный хруст и бульканье… Извернувшись, я изо всех сил ударил немца ногой в голову. Снова послышался хруст. Я встаю на четвереньки, и, не обращая внимания на немца, рвусь к Алику, оседающему на землю.
