Алекс Орлов - Крылья огненных драконов
«Должно быть, в кость», – подумал фон Марингер. Ему случалось испытывать такую боль, когда наконечник стрелы дробит кость. Тогда рядом оказался хороший костоправ и ногу удалось спасти, но боль была ужасна. Граф не любил вспоминать об этом.
Заскрипели воротки, начиная скручивать пружину, которая состояла из двух сотен переплетенных между собой канатов. Только такой пружине было по силам разогнать гигантскую мачту, но заводить ее приходилось двум десяткам человек. Мерно стрекотали зубчатые колеса, а толстые брусья рамы отзывались тонким пением.
Напряжение в конструкции росло, она потрескивала, поскрипывала, принимая на себя всю тяжесть сокращавшейся пружины. Зажатая затворной скобой мачта начала изгибаться.
Наконец стрекот прекратился. В метательную корзину уложили тростниковый шар, сразу запахло горючей смолой. Возле корзины встал факельщик, готовый поджечь снаряд.
– Будем ждать, когда лагерь успокоится, – сказал фон Марингер, глядя меж крепостных зубцов.
28
В лагере стали гасить костры. Гореть оставались лишь те, возле которых стояли часовые. Фон Марингер и его люди уже досконально изучили распорядок армии противника.
Из-за туч вышла луна, неполная, но ее света было достаточно, чтобы хорошо прицелиться.
– Готовьсь! – скомандовал фон Марингер.
Цепи корзины вытянули на всю длину, чтобы они не зацепились за затворную скобу. Закладчики еще раз проверили, как уложен тростниковый шар.
Главный мастер баллисты замахнулся большим деревянным молотком и выбил штырь из цепи, удерживавшей мачту. Она заскрипела и выгнулась еще сильнее, теперь ее держала только затворная скоба.
– Наводить, ваше сиятельство? – спросил мастер баллисты.
– Наводи, – кивнул граф.
Баллиста уже была наведена, однако перед выстрелом положено было еще раз проверить все настройки.
Мастер осмотрел корпусные клинья и, убедившись, что они не сдвинулись с места, доложил:
– Ваше сиятельство, баллиста наведена!
– Зажигай!
Запальщик поднес факел, и тростниковый шар почти мгновенно заполыхал.
– Посылай!
Главный мастер ударил деревянным молотком по стопорной скобе, лязгнули цепи метательной корзины, и огненный шар с ревом стартовал в ночное небо.
Облегченная мачта врезалась в суппорт, отчего подпрыгнула вся рама. Глядя на уносящуюся вдаль комету, обслуга баллисты перевела дух.
Горящий шар благополучно долетел до холма и обрушился на склон, подняв тучи искр и распавшись на несколько частей. Все они огненной лавиной покатились на лагерь де Гиссара.
Не дожидаясь приказа, самый легкий из обслуги вскарабкался на мачту и зацепил ее толстой стальной цепью. Застрекотали механизмы, отпускающие "пружину, чтобы мачту можно было положить и запереть затворной скобой.
– Давай-давай, ребята! – крикнул главный мастер.
На этот раз процесс заряжания происходил быстрее. Подкатили новый тростниковый шар, уложили его в корзину, и, помедлив мгновение, фон Марингер скомандовал:
– Посылай!
И снова комета стартовала в небо, гудя, словно рой потревоженных пчел. Едва мачта грохнула о суппорт, снова застрекотали заводящие механизмы, готовя баллисту к очередному выстрелу.
В лагере уже пылали несколько шатров, и было видно, как между ними мелькают крохотные фигурки. В этот момент на склон обрушился еще один шар, он развалился на куски, которые наперегонки понеслись к лагерю.
Баллиста выстрелила еще дважды, а затем фон Марингер приказал перенацелить ее на другой холм, где стояла примерно треть шатров де Гиссара. Один за другим туда улетели два подожженных шара, и оба выстрела тоже оказались удачными.
После этого наводчики снова занялись основным лагерем, расстреливая его тридцатифунтовыми ядрами, которые «Большая Берта» отправляла в полет по десятку за раз. Нанести серьезного урона живой силе противника эти ядра не могли, зато они усиливали панику, царившую в стане разбойников.
В конце концов досталось и фланговым отрядам уйгунов. Их тоже накрыло тридцатифунтовой дробью, да так, что посреди ночи были слышны крики о помощи и пронзительное ржание покалеченных лошадей.
На четырнадцатом выстреле баллиста не выдержала: мачта переломилась от удара о суппорт, хлестнула цепью по камням, выбив искры, а затем сорвалась и придавила внизу нескольких мастеровых.
– Что ж, мы успели немало! – сказал фон Марингер, совсем не огорченный, казалось, поломкой «Большой Берты» и гибелью рабочих. И он был прав – лагерь противника горел, а солдаты и лошади метались и давили друг друга.
– Разбирайте ее, – приказал граф, уходя со стены. – Завтра нам понадобится много свободного места.
29
Новое утро выдалось для де Гиссара горьким. В воздухе еще держался запах дыма от сгоревших шатров, а недалеко на склоне лекари суетились около обожженных солдат. Их было полторы сотни. Кое-кто из них все же был в состоянии держать меч, другим отводили жить только до вечера.
До сих пор не удавалось собрать всех лошадей, напуганные животные с опаленными гривами боялись людей и носились по окрестным холмам, не подпуская к себе никого.
Помимо обожженных, хватало и покалеченных. Солдаты с поломанными конечностями и привязанными к ним дощечками попадались повсюду. Одни уныло переговаривались возле костров, другие, каждый наособицу, сидели, глядя в землю. Случившееся ночью стало для де Гиссара полной неожиданностью. Он, конечно, слышал стук молотков и догадывался, что противник готовит какое-то новое оружие, однако думал, что увидит его в действии во время штурма. Это было бы логично, однако обстрел среди ночи этими чудовищными огненными шарами, да еще на таком расстоянии… В первые мгновения де Гиссар и сам чуть не поддался панике. Ему показалось, будто его атаковали огненные драконы из Сабинленда, по крайней мере ревели эти пылающие шары столь же ужасно.
Лишь поднявшись выше по склону, граф понял, что угроза исходит из самого замка. Фон Марингер применил новую гигантскую баллисту, которой было по силам добросить снаряды до лагеря. Подобное орудие должно было иметь огромную метательную мачту, однако когда рассвело, над стенами замка не удалось увидеть ничего необычного.
– Может, они ее положили? – предположил подошедший Мюрат.
Как и его хозяин, он не спал всю ночь, организуя чрезвычайные меры по спасению лагеря и армии. Во время беготни он получил ожог в пол-лица, однако сумел вернуться к обязанностям главного тысячника. За это де Гиссар был ему благодарен.
– Может, и положили, ты же видишь, каков этот фон Марингер. Пожалуй, я сдеру с него шкуру живьем, хотя прежде делать это не собирался… – Де Гиссар вздохнул. – Вот и будь после этого добрым и милосердным. Освежую живьем, а всех остальных – на кол. Понял меня?
