Юрий Никитин - Святой Грааль
Первый успел добежать почти до стены, но огромные булькающие вином чудища догнали, смяли, скрыли. Бочки трещали, от мощного запаха вин кружилась голова, Томас чувствовал себя более пьяным, чем когда-либо в жизни.
Только сейчас услышал тяжелый грохот, дверь содрогалась, грозя слететь с петель. Томас выпустил веревку, упал на пол с воплем:
— Сейчас открою, сейчас!
Ноги скользили по лужам вина, он трижды упал, вывозился в жидкой грязи, с трудом добрался до ступеней. Едва сдвинул засовы, как его отшвырнуло дверью, он вскрикнул и слетел обратно в винную лужу. В проеме выросли с оружием в руках сэр Горвель, двое воинов, за ними слышался визжащий голосок Чачар, а дальше блестели шлемы, латы, обнаженные мечи.
Томас ощутил сильные руки на плечах, с трудом поднялся. Горвель смотрел встревоженно, глаза едва не вылезли из орбит:
— Сэр Томас!.. Если решил в загул, то почему один?.. Не по-дружески совсем, я так не поступал!
Томас пьяно помотал головой:
— Сэр Горвель, сэр Горвель... Разве я бы так обошелся с твоим винным складом, если бы не острая нужда...
— Что вино, — отмахнулся Горвель. — А что стряслось? Женщина лопотала, но я не понял, у меня в голове тоже булькает вино, хотя, надо признаться, мне далеко до тебя, сэр Томас. От тебя разит так, словно ты выпил бочек сорок...
— Не больше трех-четырех, — успокоил Томас. — Не больше... В смысле повреждено. Дали течь, словом... Будешь смеяться, сэр Горвель, но я даже не лизнул твоего вина...
Горвель с готовностью захохотал. Сэр Томас еле держался на ногах, глаза уходили под лоб, а язык заплетался: если пошел в винный склад, то не для того же, чтобы говорить о возвышенной любви?
Позже Томас и сам спрашивал себя, какая нелегкая понесла его в винный склад, но не находил вразумительного ответа. Объяснение было только одно: где замешана женщина, логику искать бессмысленно.
Глава 8
Олег не спал, раскинулся на ложе, перебирал обереги. В зарешеченное окно слабо светила луна, высвечивалась лишь половинка постели, и он уже прикинул, как ляжет спать, чтобы мертвенный свет не падал на лицо.
Пальцы подрагивали, подолгу застывали на коротких деревянных фигурках. По спине часто пробегал мороз: куда ни кинь — везде клин. Опасность справа и слева, грозит сверху и снизу, смотрит в окно и подстерегает на лестнице. Знак раздвоенного сердца означает, что беда грозит еще и близким. А какие у него здесь близкие? Разве что этот нелепый рыцарь с его благородными замашками... Но тогда вовсе непонятно. Кто связывает их воедино и желает обоим смерти? Что их вообще может связывать?
Он закрыл глаза, сосредоточился на ощущении, снова медленно пропустил деревянные фигурки между пальцами. Что-то застряло между большим и указательным пальцами — снова меч, стрела! Очень настойчиво боги подсказывают, предостерегают. В суматохе дней не всегда уловишь признаки надвигающейся беды, даже не всегда слышишь голос души, которая все видит, все слышит, все понимает. Иногда ей удается докричаться во сне, тогда просыпаешься просветленный: во сне открыл, придумал, изобрел! — иногда слышишь утром в полудреме, когда голова чиста, не забита мирскими заботами, но только волхвы умеют отгораживаться от мира, умеют слушать душу. Обереги — простейшие знаки, через которые душа говорит с человеком, подсказывает, предостерегает...
Олег тихонько сполз с постели, оставив взбитым одеяло, притаился под ложем. Его пальцы все еще перебирали обереги, когда за окном послышался тихий шорох. В комнате потемнело, будто что-то заслонило окно. Показалось, что услышал затаенное дыхание, потом звонко щелкнуло. По звуку Олег узнал стальную тетиву — стреляли из арбалета. Олег издал короткий стон, слегка дернул за свисающий край одеяла, толкнул снизу в деревянное ложе. В комнате тут же посветлело.
Олег прислушался, быстро выскользнул из-под кровати. В руке держал готовый к броску швыряльный нож. В толстом изголовье торчала, пробив одеяло, короткая металлическая стрела. Кончик был с глубокой бороздкой. Олег взялся за стрелу, еще чувствуя тепло чужой ладони, дернул. Стрела засела глубоко, погрузилась в дубовое изголовье почти до половины. Впрочем, силу рук лучника не определишь, когда стреляют из арбалета: ребенок посылает стрелу с той же силой, что и взрослый. Он мигом оказался у окна, ухватился за металлические прутья, напрягся. Зашелестела каменная крошка: прутья, изгибаясь, с легким скрежетом выползали из каменных гнезд. Во дворе замка стояла тишина, в ночном небе мертво плыла луна с надгрызенным краем, в сарае мычал скот, за постройками глупо тявкал молодой пес.
Олег протиснулся в окно, обдирая плечи, нащупал кончиками пальцев выступы, щели между камнями. Замок Горвеля почти неприступен, на взгляд франка, но отважный умелец или сорвиголова без особого труда заберется здесь хоть на крышу. Франкам придется многому научиться на горьком и кровавом опыте. Сарацинские ассасины умеют намного больше, чем напыщенные европейские рыцари или простодушные вилланы.
Прижимаясь к стене, он медленно сползал вниз, останавливался, прислушивался. Кто-то невидимый спускается левее, их разделяет выпуклость башни. Карабкается не очень умело, пыхтит, стучит по камням. Судя по звукам, он в кольчуге или в легких латах — явно не сарацин, ассасины всегда налегке, лишнего не возьмут, франков презирают даже если им служат, ибо те без двух пудов железа на плечах шагу не ступят. Но если европеец, то осарациненный — иначе не рискнет лезть по отвесной стене в глухую ночь. Сошлется на традиции, добрый англицкий удар с плеча, приплетет доблесть рыцарей Круглого стола, но не полезет ни за какие пряники.
Над головой покачивались звезды, но Олег продолжал спускаться в непроглядную тьму. Луна освещает крыши и верхушки стен, однако чернильно-темные тени от стен перекрывают весь двор. Одиноким островком среди моря тьмы блестит верхушка коновязи.
Когда земля уже чувствовалась по запаху, арбалетчик спрыгнул — Олег услышал стук сапог по каменной плите. Олег тут же разжал руки, не заботясь о шуме — босые пятки не загремят. Сердце сжалось в страхе, когда перебежал залитый лунным светом клочок двора, торопливо прыгнул головой вперед в спасательную тень, замер, вслушиваясь. Тяжелые шаги стучали далеко впереди.
Глаза обвыклись, Олег уже видел силуэт убегающего человека. За спиной блестело металлом: арбалетчик не оставил дорогое оружие — механический лук. Убийца подбежал к внешней стене, окружавшей замок, полез по ней вверх, перебирая руками и ногами очень быстро, словно паук, бегущий по нити.
Олег крался медленнее, а по стене полез там, где оказался в это время. Арбалетчик поднимался по веревке, Олегу пришлось карабкаться по голой поверхности, цепляться за крохотные выступы, трещинки. Когда арбалетчик на миг затмил звезды над гребнем стены, Олег докарабкался лишь до середины, а когда сам перевалил через край, снизу из темноты послышался стук копыт, приглушенное ржание, затем из тени выметнулась лошадь с всадником в развивающемся плаще, понеслась прочь от замка.
