Серебряный змей в корнях сосны - Наумова Сора
– Эй, Куматани, – позвал он внезапно. – Как думаешь, мы попадем в шторм?
Лицо Кенты потеряло разом все краски, и он, зажимая рот ладонью, бросился к борту и перегнулся через него, едва не упав в море.
Путешествие длилось уже без малого сутки, в Осаке пришлось задержаться, чтобы успели подготовить лодку, и Хизаши потратил время на сон – на лошади он весь измучился и чувствовал себя полумертвым. Теперь же «Хитоми» оставила порт далеко позади, и берег острова Сикоку мутной дымкой проплывал по правому борту. Но даже так казалось, что в мире не осталось больше ничего, кроме неба и воды, – только уже не так внушающая уважение деревянная конструкция, отделяющая их от голодной бездны под ногами.
Хизаши был насквозь сухопутным существом и уже начинал задумываться, что старик Ниихара специально отправил в плавание именно его. Может, он даже о чем-то подозревал.
До самого вечера Хизаши нежился на солнце, а с приходом сумерек перебрался в тесную, пропахшую солью и потом каюту. Ее выделили для них двоих, но даже так находиться там было невыносимо. Хизаши нашел Кенту спящим и тоже попытался задремать, но лавка качалась, а треск обшивки не давал расслабиться. «Хитоми» была полна разнообразных звуков – скрип снастей, топот моряков над головой, шорохи в темных углах, удары волн о борта, раскачивающие лодку, точно детскую колыбель. И запах. Пахло отвратительно.
Хизаши вернулся на палубу и замер в восхищении.
Так много звезд! Казалось, небо усыпано серебряной крошкой, но ярче всех сияла одна – «Тот, кто видит все». Мекен. Он управляет движением всех звезд на небесах и, говорят, предопределяет судьбы людей. Хизаши знал много богов и много ками, но только сейчас, запрокинув голову к сияющему куполу, раскинувшемуся над морем, искреннее поверил, что кто-то там знал наперед, куда приведет его этот путь. Красиво, так невыносимо красиво, что человеческие глаза увлажнились, не в силах справиться с увиденным.
– Кто написал эти строки? Ты?
Хизаши вздрогнул, когда понял, что не заметил появления Куматани. Отдохнув, тот перестал походить на юрэй, и его походка стала прежней, уверенной и твердой. Ночной ветер ерошил жесткие волосы, в беспорядке выпавшие из короткого хвоста на макушке, и звездный свет отражался на дне темных глаз, зажигая в них призрачные зеленые огни. В этот короткий миг Куматани Кента был прекрасен.
– Нет. Это Сайгё. Впрочем, тебе это все равно ни о чем не говорит.
Кента промолчал и подошел ближе, не дойдя лишь шага, но Хизаши все равно ощущал его близость – ровное тепло с искорками любопытства. И Хизаши было мучительно сложно сознаться себе, что это его пугает. Ему страшно от мысли, что однажды – совершенно незаметно – он привыкнет к этой близости, и оборвать ее до конца не получится. Но придется.
И он продекламировал, глядя на тонкий серп луны:
– Это тоже Сайгё?
– Нет. Это уже я.
Под покровом осенней ночи, еще более холодной в море, нежели на суше, все казалось нереальным: и эти стихи, которые унес ветер, и взгляды, брошенные украдкой, и даже сами звезды, что перемигиваются в чернильной высоте. И так захотелось остановить время, заморозить этот миг, этот свет, эту необыкновенную магию. Но волны ударили о нос лодки, Хизаши пошатнулся, Куматани со вздохом отступил еще на шаг назад, и все вернулось на круги своя.
– Смотри, – Хизаши ткнул веером в едва заметную точку на горизонте, – это Камо-дзима.
Его взгляд оказался острее, и еще какое-то время никто, кроме Хизаши, не мог различить остров в туманной дымке, собравшейся ближе к рассвету. Но вот моряки забегали по палубе, готовясь к скорому сходу на берег. Будущих оммёдзи отправили в каюту, чтобы не мешались, и когда они вышли оттуда на свежий воздух, пологие склоны Камо-дзима уже принимали «Хитоми» в свои объятия. Бухта была уютной и небольшой, с такой прозрачной водой, что сквозь нее можно было рассмотреть песок, гальку и резные ракушки, лишь чуть подернутые белесой дымкой. У причала ждал человек с фонарем, его желтый свет поблескивал в серости раннего утра. Будучи замеченным с борта, человек погасил фонарь и помахал рукой.
Это был глава местного управления Дзисин, Тояма Рэн. Хизаши представлял его таким же седым и старым, как Ниихара, но при близком знакомстве Тояма оказался зрелым крепким мужчиной без единой серебряной нити в волосах. Его коренастая плотно сбитая фигура скорее подошла бы воину, нежели управляющему.
Когда с любезностями покончили, Хизаши протянул послание, ради которого и был проделан весь этот путь. Будто вырезанное в камне лицо Тоямы посуровело, но спустя мгновение он снова доброжелательно улыбался гостям.
– Прошу вас, юные господа, идите за мной. Лодка не тронется в обратный путь до восхода солнца. Я с удовольствием послушаю за едой и вином, как прошло плавание.
Письмо он убрал за пазуху простого темно-синего кимоно, даже не взглянув на подлинность и целостность печати.
Остров Камо получил свое название за то, что на нем в большом количестве селились дикие утки. Их гоготание тревожило покой раннего утра, разносясь по бесплодным окрестностям. От причала начиналась дорога, неуклонно забирающаяся все выше и выше, – остров действительно был маленьким, больше похожим на каменистый выступ в глади воды, поросший редким лесом и проплешинами травы. По пути к управлению Тояма рассказывал:
– Вообще-то у нас тут больше времени уходит на обслуживание така-торо [35], надо следить, чтобы по ночам огонь на скале горел беспрерывно, а работа на Дзисин это так, подспорье. К нам-то, почитай, и не заплывает никто, а мимо частенько суда проходили. Воды у нас спокойные, по большей части, но туманы случаются, так что огонь не должен угаснуть в любую погоду, особенно в штормовую. Мы с женой скоро вернемся на родину, а нас сменит другой смотритель.
– Проходили? – ухватился за странную фразу Хизаши. – А сейчас что, не проходят?
Почудилось или нет, но Тояма сбился с шага и ниже опустил голову, точно боялся споткнуться.
– Не то чтобы нет, товары же нужно возить, а морем всяко быстрее…
– Но?
В этот момент Куматани издал восхищенный вздох, чем привлек внимание Тоямы.
– Отсюда открывается дивный вид на море, правда? Никогда не устану смотреть.
Хизаши обернулся и едва не уподобился простаку Куматани. Тропа привела их на возвышенность, так что отсюда все побережье было как на ладони. Покачивалась, привязанная к столбу, рыбацкая лодка, вокруг которой суетились мужчины, стоя по колено в воде, а дальше, там, где пределы бухты раскрываются навстречу океану, море уже медленно окрашивалось в розовый цвет, будто присыпанное лепестками сакуры. Солнце только показалось из-за горизонта, прекрасное и яркое – Аматэрасу улыбалась миру, просыпающемуся ото сна.
– Я не думал, что это так красиво, – тихо признался Кента.
– Я тоже, – ответил Хизаши. – Я тоже…
Они уже собрались продолжить путь, как на тропу выбежала женщина в желто-голубом кимоно и белом платке, из-под которого выбивались черные, как смоль, волосы. Отдышавшись, женщина прижала руки к груди и воскликнула:
– Слава богам и ками! Он пощадил их!
О чем она говорила, стало ясно уже за столом, щедро накрытом Тоямой и его женой госпожой Юэ. От волнения она еще долго роняла все из рук, и ее пальцы, удерживающие ручку глиняного чайника, побелели от напряжения.
