Роберт Говард - Час дракона
— Я поеду в Пуантен, если мне представится такая возможность, — произнес он наконец. — Но поеду один. Как король Аквилонии, я должен сделать еще одну вещь…
— Что вы задумали, Ваше Величество? — спросил Галанн, полный наихудших предчувствий.
— Сейчас я поеду в Тарантию и попытаюсь спасти Альбиону, — ответил Конан. — Я подвел всех остальных моих подданных… и теперь, если эти подонки возьмут ее голову, могут получить и мою!
— Это же безумие! — крикнул в отчаянье Сервий, вскочив и схватившись руками за горло, словно в приступе удушья.
— Башня имеет подземелья, о которых мало кто знает, — твердо продолжал король. — И я буду последним псом, если позволю Альбионе умереть лишь за то, что она сохранила мне верность. Может, я и король без королевства, но не сопляк без гордости!
— Это убьет всех нас! — прошептал Галанн.
— Нет, никого, кроме меня. Ты и так уже достаточно рисковал. Я пойду один. Дай мне только повязку на глаз, посох в руки, да такую одежду, что носят бродяги…
Глава IX
«Дух короля»
Немало людей проходило за время от захода солнца до полуночи через высокие арочные ворота Тарантии: путешественники, купцы из далеких краев, ведущие тяжело груженных мулов, вольные работники из окрестных имений и сел. Теперь, когда Валерий укрепил свою абсолютную власть в центральных районах страны, входящих уже не проверяли слишком строго и они ровным потоком вливались в широкие ворота. Ослабела и дисциплина — несущие здесь службу немедийские солдаты были в подпитии и занимались высматриванием сельских девчат или богатых купцов, с которых было чем поживиться. Они не обращали внимания на работников и закутанных в плащи путешественников, как не обратили внимания и на рослого бродягу, поношенный плащ которого был не в состоянии скрыть твердости контуров мощной фигуры.
Человек этот шел широкой упругой походкой, а тяжесть его рук свидетельствовала о том, что он вполне может за себя постоять. Широкая черная повязка прикрывала один его глаз, а кожаная шляпа, низко натянутая на глаза, отбрасывала на его лицо тень. С грубым и длинным посохом в мускулистой шершавой ладони он неспешно прошел под сводом ворот, освещенным светом факелов, и, проигнорированный стражей, вышел на широкие улицы Тарантии.
Они были хорошо освещены и заполнены людьми, а до сих пор открытые лавки и магазины предлагали прохожим свои товары. Но повсюду повторялась одна и та же картина: немедийские солдаты, в одиночку или группами, пересекали толпу, сохраняя на лицах выражение холодного пренебрежения. Женщины бежали от них со всех ног, а мужчины с темнеющими лицами и стискивающимися кулаками отходили в сторону. Аквилонцы были народом гордым, а захватчики к тому же были их давними врагами.
Костяшки стиснутых на посохе пальцев высокого путешественника сразу побелели, но, взяв пример с других, он нехотя уступил дорогу панцирным воинам. Среди пестрой толпы никто не обращал внимания на его одеяние, но один раз, когда он миновал оружейную лавку и свет из широко открытых дверей хорошо подсветил его, ему показалось, что он чувствует на себе чей-то внимательный и пристальный взгляд. Быстро обернувшись, он заметил, что на него уставился смуглый человек в кожаном фартуке вольного работника. Увидев, что его заметили, человек этот неестественно быстро повернулся и затерялся в толпе. А Конан, не мешкая, свернул в узкий переулок и прибавил шагу. Конечно, это могло быть и чьим-то простым любопытством, но лишний раз рисковать не стоило.
Мрачная Железная Башня располагалась на некотором удалении от городских стен, среди лабиринта узеньких улочек и старых домов, давно оставленных даже беднейшими жителями столицы и теперь ожидавших сноса. Башня тоже была своего рода небольшим замком — древним сплетением каменных плит и черного железа, построенным еще в древности, и играла когда-то роль крепости.
Неподалеку от нее, затерянная в хаосе полупустых домов и крошечных лавочек, поднималась еще одна башня — караульная, такая старая и забытая, что ее уже добрую сотню лет даже не наносили на план города. Первоначальное ее предназначение давно забылось, и никто из живших вокруг не обращал внимания на этот старинный замок, который, как считалось, по ночам превращался в прибежище убийц и воров, и не догадывался, что это — тайная обитель необычных сил, о чем говорил опоясывающий ее каменный барельеф. Всех секретов этой старой башни не знало даже и полдюжины людей во всем королевстве.
Массивный поржавевший замок не имел скважины для ключа, но пробежавшие по нему быстрые пальцы Конана нащупали в нескольких местах небольшие неровности, недоступные глазу обычного наблюдателя. Двери тихо отворились внутрь, и король вошел в темноту, прикрыв их за собой.
Двигаясь в темноте с явным знанием места, он быстро нащупал медное кольцо в одной из каменных плит пола, поднял ее и без колебаний опустился в зияющий под ней ход. Ощутив под ногами крутые каменные ступени, он стал спускаться вниз, чтобы войти в узкий коридор, который, как он знал, вел под тремя городскими улицами к подземельям Железной Башни.
Крепостной колокол, возвещавший только смерть короля и смену суток, пробил полночь. В слабо освещенном входном холле Железной Башни раскрылись двери, и через них проследовала человеческая фигура.
Изнутри башня выглядела точно так же, как и снаружи: ничем не украшенные серые массивные стены. Плиты пола были основательно издолблены ногами многих поколений заключенных и стражников, а сводчатый потолок освещался мутным мерцанием вставленных в кронштейны факелов.
Человек, вошедший в коридор, уже одним своим видом вызывал какой-то суеверный ужас. Это был рослый, крепко сложенный мужчина, одетый в черную облегающую накидку из шерсти и широкий плащ. Голову его прикрывал ниспадающий на плечи черный капюшон с прорезями для глаз, а на плече он нес тяжелый топор, с виду напоминающий алебарду.
В противоположном конце коридора его ожидал, склонившись под тяжестью пики и лат, сгорбленный старец с обличьем горца.
— А ты не так пунктуален, как твой предшественник, — буркнул он вошедшему. — Уже пробило полночь, и господа в масках поднялись в комнату прекрасной госпожи. Ждут тебя.
— Эхо колокола еще не успело затихнуть, — возразил палач, — А если я и не так скор на ноги, чтобы поспевать на каждую казнь, то, смею тебя уверить, рука моя гораздо быстрее. Возвращайся к своим обязанностям, старик, а мои — предоставь мне, а уж они-то, видит бог, роскошнее твоих. Ты топчешься здесь в холодном коридоре и стережешь ржавые двери темниц, а я пойду рубить самую прекрасную голову в Тарантии…
