Олаф Локнит - Чёрная река
Однако, по бесконечным дорогам от Тарантии до Шадизара и от Кордавы до Пайрогии бродило неисчислимое количество шутов, зарабатывающих на своем таланте. Актеры и мимы исполняющие фарсы и трюки, поющие чужие и собственные песни жонглеры и менестрели, ваганты — эти продавали не только свои дарования, но и интеллект, предлагая сочинить письмо или прошение, записать торговый договор…
Представителя этой братии можно было встретить в любом городе или крупном селении, балаганы обычно располагались возле рынков или на главных площадях (если дозволяли власти), но в целом к мимам относились с недоверием: все они жулики и бездельники, воры, а то и похитители младенцев!
Митрианство подобные развлечения открыто не одобряло: храмовые жрецы говорили, что для веселья существуют праздники, все остальные дни должны быть посвящены неустанным трудам. Эту же точку зрения разделяли дворяне — искусство благородных гонениям не подлежало в виду своей салонности и бесплатности, а так же благодаря высокому происхождению рыцарей, прекрасных дам и герольдов: они были трубадурами. Посему площадные мимы редко чувствовали себя уютно, а с благородными предпочитали вообще никогда не связываться — убьют и не заметят, особенно если зазвенел бубенчиком не вовремя…
Но хуже всего жилось голиардам — это невиданное по своей абсурдности сообщество появилось именно в Пуантене, где нравы были посвободнее и люди терпимее. Голиард являл собой довольно сложный сплав бродячего жреца и шута. Провести митрианский или иштарийский обряд, принести в жертву барашка, соединить сердца влюбленных, устроить церемонию погребения? Пожалуйста! Ну а если услуги жреца не нужны, голиард будет развлекать почтеннейшую публику балаганными трюками.
Впрочем, «почтеннейшей» публику голиардов можно было назвать только с большой натяжкой: на такое клевали исключительно безграмотные кметы живущие в отдаленных деревнях, да самые бедные торговцы. Настоящие жрецы голиардов гоняли беспощадно а люди образованные плевались едва заслышав само слово «голиард» — нельзя сочетать несочетаемое, служение богам, и презренное кривлячество! Если голиарда ловили на месте святотатства, лучшим исходом был позорный столб на седмицу, худшим — галеры или виселица.
Фалькон был молод, ему и двадцати пяти не исполнилось, но эта недолгая жизнь была омрачена сплошной чередой бедствий, каковые начались с самого рождения: нежеланного младенца подбросили в митрианский монастырь Коменжа. Дитя взяли на воспитание, но Фалькон с детства исполнял в обители тяжелую и грязную работу — настоящим жрецом мог стать только благородный человек, а подкидыши находились на положении монастырских рабов. В семнадцать зим Фалькона из монастыря изгнали — за предосудительную связь с дочерью купца жившего по соседству и мелкое воровство (украл из трапезной полкувшина вина, сыр и хлеб).
Фалькон прибился к бродячему балагану, где научился нескольким трюкам, но и здесь его постигла неудача: два года спустя корабль, на котором актеры плыли из Кордавы в Мессантию потерпел крушение у берегов Аргоса, кроме Фалькона никто не выжил, а его самого подобрали в море пираты с Барахас и недолго думая продали в рабство шемитам. Удалось бежать. Поймали, высекли. Новый побег — на этот раз удачный. Фалькон ухитрился вернуться в Пуантен и прибился к голиардам: за время пребывания в монастыре Коменжа он запомнил основные митрианские обряды и вполне мог сойти за жреца, да и балаганный опыт пригодился.
С тех пор Фалькон, когда в одиночку, а когда вдвоем со старым Роберо из Карташены, бродил по Пуантену и Полуденным графствам Аквилонии да развлекал простецов, одновременно прикидываясь настоящим митрианским монахом. Последнее было категорически противозаконно — жреческого посвящения Фалькон не получал, да и получить не мог. Два раза попадался, но обошлось: сначала пожалел десятник стражи, а потом его всего лишь поставили к позорному столбу на три дня — обыватели швырялись гнилыми яблоками и капустой, но это можно было перетерпеть…
В Безьер молодой человек в грязной хламиде монаха пришел третьего дня и сразу понял: заработать в городе не получится. Граф Безьерский строг, порядок поддерживается неукоснительный, стража исполняет обязанности ревностно. Денег у Фалькона было очень мало, всего-навсего полтора десятка медных двойных ассов и зингарская серебряная пассета с изображением Башни Кордавы.
Это означало, что на ночлег можно остановиться лишь в самой, дешевой таверне за стенами города и не ждать па обед ничего существеннее разваренных овощей даже без соли и куска зачерствевшего хлеба.
«Надо идти дальше, — решил Фалькон, — в горные деревни, может там удастся заработать…»
В «Пестрой перепелице» к голиарду относились безразлично — жуликоватые посетители и постояльцы не обращали на него никакого внимания, все равно с бродячего монаха взять нечего, вон как трясется над каждой медяшкой! Общаться с Фальконом никто не хотел, поскольку обитавшие в «Перепелице» мошенники считали себя отдельной кастой, которая, несомненно, стоит на множество ступеней выше презренных шутов, прикидывающихся жрецами! Ночевал Фалькон в хлеву, на прелом сене, рядом с загоном для свиней, а в общую залу таверны заходил только для того, чтобы чуть перекусить. День он проводил в городе, пытаясь найти зрителей, но фокусы на рынке принесли всего два асса, самых мелких монетки…
Тем утром Фалькон сидел за дальним столом, тосковал и с отвращением смотрел на плохо проваренную (и наверняка подгнившую) репу в треснутой глиняной миске. Очень хотелось есть, но эта гадость в рот не лезла!
— Привет, — свет исходящий от затянутого бычьим пузырем оконца загородила внушительная фигура. На столе вдруг образовались две кружки с пивом и большое блюдо с бараниной и сыром. — Как тебя зовут?
Лавку напротив Фалькона занял темноволосый незнакомец. Настоящий здоровяк, высоченный и очень широкоплечий. Голиард вовсе не считал себя слабаком — Фалькон был тощий, но жилистый, однако по сравнению с этим человеком он выглядел сущим заморышем.
— Чего тебе? — неприязненно сказал Фалькон. Ничего кроме неприятностей от других людей он не ждал.
— Выпей и поешь, — непринужденно ответил великан. — Я хочу тебя нанять.
— Нанять? — не понял голиард. — Зачем?
— Узнаешь. Вот половина оплаты.
Неизвестный медленно выложил на стол десять крупных серебряных монет. Настоящих «леопардов», чеканящихся в Гайарде!
— Я не убиваю и не ворую, — слабо сказал Фалькон, завороженный блеском серебра. На такую огромную сумму можно безбедно жить пять седмиц! Или десять, когда будет заплачена вторая половина! — Я… я…
