Андре Олдмен - Последний игрок судьбы
— Не очень похоже на Лабиринт…
Конан не успел закончить: заскрежетало, загремело — каменные блоки через неравные промежутки утонули в стенах, открывая многочисленные проходы. Что-то ухало и чавкало в их глубинах, мелькали тусклые огни и тянуло смрадом.
— Кром, — ругнулся варвар, половчее перехватывая меч, — веселое место…
Лабардо уставился на свою пластину. Лоб его покрылся потом, он что-то беззвучно шептал, закатывал глаза и снова смотрел на тусклые линии. Потом стал отдавать приказы.
Повинуясь его распоряжениям, люди потянулись в проходы. Матросы шли с видом смертников, которых ожидает Танцевальный Помост (так именовался главный эшафот Кордавы), пираты подбадривали себя страшными ругательствами и богохульствованиями. Эстраза судорожно цеплялась за рукав юноши, ее наставник безучастно стоял рядом.
Линии на доске вдруг ярко вспыхнули, среди них загорелись разноцветные точки. Конану показалось, что пуантенец вздохнул с облегчением. Он подошел к стене и принялся внимательно ее разглядывать.
— Тебе о чем-нибудь говорят эти чудища? — спросил варвар, кивнув на барельефы.
Лабардо рассеянно кивнул.
— Да, многие из них изображают игровые позиции «мельницы». Вот этот бык, например. Он зовется «крепкий лоб и острый зуб», потому у него тигриная голова. Двухголовая змея — «вилка», эта фигура опасна для противника. А ящерица без глаз…
— Хватит, — прервал его Конан, — это все пустые умствования. Ты собираешься действовать?
Юноша не ответил. Он обнаружил то, что искал: в оскаленной пасте каменной головы темнело небольшое отверстие.
Припав к нему губами, пуантенец начал что-то невнятно выкрикивать. «Первый, второй, восьмой синие — четыре вправо, десять влево, — разобрал Конан, — красные, с шестого по одиннадцатый, пятый проход направо, остальные — пятнадцать шагов влево…»
Игра началась.
* * *
Это была странная битва. За десять с небольшим лет, прошедших с тех пор, как он покинул свою холодную Киммерию, Конан побывал в десятках больших сражений, когда тысячи конных и пеших ратников сшибались в неистовом смертоносном вихре, и копья ломались, как сухой тростник, и щиты разлетались на мелкие куски, словно арбузные корки, а потоки крови, смешиваясь с грязью, заставляли лошадей увязать по самое брюхо. Он знал, что такое битва в строю, что такое схватка один на один, он поднимался по приставным лестницам на стены городов, под тучей стрел перепрыгивал с борта на борт кораблей, он одинаково хорошо владел мечом, палицей, топором, метко стрелял из тяжелого боссонского лука и столь же искусно — из арбалета, а если нужно — умел свалить противника крепким ударом кулака. И всегда он полагался лишь на собственную отвагу, силу и звериное чутье, подаренное ему Кромом, богом киммерийцев, в момент рождения, когда Владыка Могильных Курганов бросил на него с небес первый и единственный взгляд.
Здесь, в Лабиринте Острова Брагонов, все обстояло иначе. Не было яростной жажды, утолить которую способен лишь клинок, напившийся крови врага, и время тянулось медленно и тягуче, как патока из черпака кондитера. Ему не нужно было прикидывать, как ловчее напасть и как защитить спину. Он был игрушкой, подвластной чужой воле, он шел, куда велел голос, доносившийся из отверстий в стенах, он не смел сделать и шагу без дозволения Лабардо и сразить чудовище по собственному почину — чтобы не нарушить правила.
С первым монстром Конан столкнулся вскоре после того, как потерял главного Игрока из виду. По его приказу он прошел через узкие коридоры, дважды или трижды свернув в разные стороны, пока за очередным поворотом не столкнулся нос к носу с неким существом, жалким и жутким одновременно.
У него были козлиные ноги, поросшие густой свалявшейся шерстью, и два человеческих торса с козлиными же головами. Четыре мутных глаза уставились на варвара, две жидкие бородки затряслись в такт не то смеху, не то рыданиям.
Конан сделал ровно четырнадцать шагов — как велел пуантенец. Теперь он стоял в двух локтях от чудовища и не знал, что делать дальше. Руки чесались срубить обе отвратительные башки, и он уже вытащил меч, когда услышал из отверстия жестяной голос, искаженный трубой: «Стой, Амра, ты запер эту фишку. Я скажу, когда тебе ходить дальше».
Пришлось стоять, довольствуясь лицезрением уродца.
Тот мотал рогами, топал копытом — всячески изображал гнев, но тоже не двигался.
Конан успел помянуть всех темных богов, пока ни услышал новый приказ.
«Ты берешь его, — донеслось из трубы. — Руби, Амра!»
Расправив затекшие плечи, киммериец занес меч. Монстр вдруг упал на колени и тоненько заблеял, словно невинный ягненок под ножом мясника. Варвар ожидал чего угодно, только не этого. Он невольно замешкался и снова услышал голос Лабардо: «Руби!»
Отпихнув ногой окровавленное тело, он прошел за угол, свернул в узкую щель, поднялся по каким-то ступеням и вновь застыл, на сей раз не имея ничего против: прямо из стены на расстоянии вытянутой руки вдруг выскочило остро отточенное лезвие, рубануло воздух и вновь исчезло.
Впереди из дыры в стене раздался довольно отчетливый голос. На этот раз приказ отдавал Жрец Черепа: «Номер шестнадцать, приблизься вплотную к розовой фишке на левом трезубце!»
Зачавкало, потянуло трупным запахом, и «номер шестнадцать» явился из тьмы. Больше всего он напоминал огромный зеленовато-желтый гриб, шляпку которого украшали сотни мелких красноватых щупалец. Конан невольно содрогнулся. В другое время он, не задумываясь, разрубил бы демона на куски, даже не успев толком разглядеть. Сейчас же ему пришлось изучить строение его тела во всех подробностях — стоять рядом опять пришлось немало. Киммериец успел прикинуть, что создание, видимо, большей частью обитает в воде: к его телу прилипли бурые водоросли, и двигалось чудище явно с большим трудом. Значит, в Лабиринте есть какие-то водоемы, не ровен час Игра продолжится в их пучинах.
Еще Конан успел помыслить, что «розовая фишка» — это он сам и есть. Надо же. Что за «трезубец» такой, он не знал, но подозревал в нем мудреную фигуру «мельничной игры».
— Амра, восемнадцать вперед, три влево, — проскрежетал через трубу Лабардо.
— А с этим что делаться — вопросил киммериец в дырку у себя над плечом.
— Пропускаешь.
Вот это тоже было неслыханно — стоять рядом с врагом, ощущать его запах, сжимать в руке оружие… и оставить, уйти, так и не нанеся ни одного удара.
Впрочем, легко уйти не удалось. Выждав момент, когда лезвие выскочило из стены и снова скрылось, Конан бросился вперед, обогнул смердящий «гриб», и… сотни холодных щупалец опутали его плечи.
