Сэй Алек - Мерзкий старикашка
— Да при чем тут?.. — Усилием воли князь сдержался. — Надумал чего?
— А как же! Надумал, разумеется. — Я уселся в кресле и поерзал, располагаясь поудобнее.
— И, позволь узнать, что надумал? — вступил чуть более сдержанный Арцуд Софенский, видя, что его кровник-куманек готов взорваться. — Принял ли ты решение?
— Принял, — кивнул я. — Нелегко это было, скажу тебе, князь, но принял. Непросто, ой как непросто было измыслить дюжину жестоких казней, не похожих одна на другую, да еще и так распределить, чтобы ничьей чести урона не было.
— Ка… Каких казней? — опешил мой собеседник.
— Я же сказал — жестоких, — благостным тоном ответил я. — За тобой-то вины немного, тебя я повелю лишь к лошади привязать да гонять ее по полям, покуда ты дух не испустишь, ну и досточтимого князя Хатикани терзать шибко не стану. Его к четырем согнутым березкам привяжут, быстро отстрадается. Про остальных, кто печати на своей срамной грамотке поставил, тебе интересно?
— Ты в своем ли уме, монашек?! — Шедад вскочил на ноги и грохнул по столу кулаком. — Тебе ли нам грозить, старый?!
— Я-то, князь, в своем, — произнес я все тем же «благочестивым гнусняком» и тут же резко сменил тон на в той еще жизни отработанное сержантское рычание: — А вот у тебя его и заемного нет! Или думал ты, что одни вы помните о том, что у Кагена есть брат? Да вот тебе! — Я скрутил кукиш и ткнул им в сторону властителя Хатикани. — Что, полагал: коли мошна полна, то и сила за вами?! — Я вновь резко перешел на спокойный тон. — А в чем сила, князь? Разве в деньгах? Многие говорят, что в деньгах. — Я взял со стола свиток с «кондициями», взмахнул им пару раз и с презрительной миной вновь бросил обратно. — Вот у вас много денег. И чего? Я так думаю, что сила — в саблях. У кого больше воинов, тот и сильнее.
Я вынул из рукава свиток от «военщины» и положил его на стол, так, чтобы были видны печати отправителей.
— У меня больше сабель. И часть из них сейчас на монастырском подворье. — Я припечатал письмо генералов ладонью.
Князюшки откинулись на спинки кресел с потерянным видом: Арцуд таращил глаза, а Шедад и вовсе хватал воздух ртом, словно рыба, выброшенная на берег. Эх, а настоятелю монастыря даже кинжал на поясе таскать не положено. Я как-то не в форме для схватки с двумя микросумоистами разом. Если кинутся — буду отбиваться подсвечником.
— Что будет с нашими родами? — первым нашелся Софенский князь.
— Ну, это уж как водится, — протянул я. — Поток и разграбление. Девок — в рабыни-наложницы, мальчишек, кто в возраст не вошел, — тоже. Ну или в евнухи, если кому надо. Остальных под нож. Хотя, слыхал я, асины развлекаются боями воинов-рабов на арене, часть взрослых мужчин туда можно запродать.
Кинутся или нет? Они меня помоложе, но не слишком намного, вдвоем точно управятся. Но знать, что за дверью меня охрана не ожидает, никак не могут. Рискнут? Не решатся? Торг устроят?
— А меня, значит, по полю, привязанного к лошади? Может, простым усекновением головы обойдемся? Из уважения к древности рода?
А ведь не трусит. Смирился просто. Сразу как-то.
— И… И меня, — слабо проблеял Шедад. — Мой род не моложе.
Вообще ни один даже попытки не сделал поднять руку на священную монаршую особу. Это вам, господа, большим плюсом в зачет пойдет, это я запомню.
— Ладно, успокойтесь уже. — Я развалился в кресле барин барином и небрежно махнул рукой. — Откладывается пока казнь — за вас ваш зять поручился, князь Тимариани. Говорит, что в заговор вас вовлекли по недомыслию и практически против вашей воли. Ведь так все было, правда?
— Да-да-да, именно так, — моментально сориентировался в ситуации Шедад Хатиканский, до того побледневший, но стремительно, буквально на глазах, приобретающий свой естественный цвет. — Это факт!
— Ну вот и славно, — промурлыкал я. — Очень рад, что мы с вами договорились и именно вы двое огласите на Совете князей претензию царевича Лисапета на престол Ашшории.
— А… — Зулик кивнул на письмо от генералов.
— А они будут в резерве. Убеждать несогласных, — пояснил я. — Дабы это все не выглядело военным переворотом.
— Ну что же, осталось лишь снять с тебя священные обеты, брат Прашнартра, — подал голос настоятель. — Все готово для церемонии.
— Скоро заутреня. Ты что, отец Тхритрава, хочешь прямо во время нее?.. — удивился я.
— Нет, канон не дозволяет. Но если сразу после ее окончания…
— Сразу после заутрени — трапеза. Опять хочешь брата Круврашпури заставить нарушать вселенскую гармонию? — усмехнулся я.
— Второй день подряд? — Настоятель ответил усмешкой на усмешку. — Нет, это было бы чересчур. После трапезы, значит?
— И в самом узком кругу, — согласился я.
— Тогда мы смогли бы отбыть еще до обеда? — уточнил князь Тимариани. — Или этот обряд занимает много времени?
— Немного, — ответил настоятель. — Около часа.
— Я распоряжусь подготовить все к нашему отъезду. И… — Зулик замялся. — Да простит меня пока еще брат Прашнартра, но когда мы отправлялись в Обитель Святого Солнца, то сильно спешили. У нас нет с собой кареты.
— Беда-а-а, — протянул Тхритрава. — Моя из Аарты тоже не вернулась.
— В долине мы живо разживемся подобающим транспортом…
— Ничего, когда-то я был недурным наездником, — перебил я князя. — Не рассыплюсь, поди. Да и, по чести сказать, я предпочел бы прибыть в столицу инкогнито. Возможно, даже будет полезно, если вы пошлете вперед гонца с вестью.
— С какой? — деловито уточнил Арцуд.
— С совершенно правдивой. Что брат-де Прашнартра предложение совета отверг. — Я пожал плечами. — Пусть погрызутся промеж собой немного, для нашего дела это будет лишь на пользу.
Зулик ухмыльнулся в бороду и одобрительно кивнул.
— А там и мы доберемся. — Я не стал уточнять, до кого или до чего. — Кого удивит простой инок в кавалькаде всадников? Чье внимание он привлечет?
— Как же так? — всполошился Шедад. — В простой сутане, без почестей, подобающих царственной особе?..
— Ну, во-первых, в столице-то я переоденусь в парадную. — Ага, пусть все впечатляются моей аскетичностью и попробуют разбудить в себе чувство вины за то, что у них царь в рубище ходит. С гонором наших князей (вон даже эта парочка в ноги валиться не стала и о пощаде умолять) это им почище будет, чем пощечина пополам с плевком в морду. — Во-вторых, ты знаешь, сколько лет я на коня не садился? Да у меня уже к вечеру все мысли будут не о царском достоинстве, а о заднице, стертой о седло до самых мослов. Но… Это очень хорошо, досточтимый князь, что ты напомнил мне о некоторых особенностях церемониала, обойти которые никак не можно. Мне же без стремянного ездить-то не положено.
