Сумрачный лес - Роннефельдт Каролина

Побледнев, они смотрели друг на друга, обдумывая подходящие варианты.

– Тише, – прошипел отец через плечо. – Кажется, я что-то слышу.

Все прислушались. Из-за двери донеслись тонкий вой, жалобные стоны и ругательства, вовсе не красящие квенделя.

Пес Траутман сел на задние лапы и завыл, заглушая жуткие стенания.

– Если это домовой, то ему очень плохо, – прошептал Блоди и вылез из соломы, чтобы присоединиться к сестре и брату. Существо, издававшее столь печальные звуки, не казалось ему слишком опасным.

Вдруг по двору заплясали отблески света. Послышались приближающиеся шаги, и дверь открылась. В проеме виднелись очертания темной фигуры. Дети испугались еще сильнее, а душераздирающий вой Траутмана сменился изумленным лаем.

– Траутман, друг мой, хватит уже, – сказал знакомый голос. – Ты хороший, бдительный сторож! Ради всех грибов зеленого леса, кто-нибудь, наконец, уймет этого пса?

Пирмин в изумлении узнал свою жену, Фиделию, склонившуюся с фонарем в руке над большим темным кулем, со стороны которого доносились тихие причитания.

– Что там такое? – спросил Пирмин, который все еще держал за ошейник сопротивляющегося Траутмана – пес дергался и рвался, чтобы наконец-то прыгнуть на неизвестного.

– Кто, надо говорить – кто! Это Фендель. Фендель с реки, – ответила Фиделия. – Бедняга, похоже, упал. Я услышала треск из кухни и вышла посмотреть. От него за четыре шага несет моховым вином, как от старой бочки в погребе, к тому же он ударился головой. Надо занести его в дом.

Она сочувственно положила руку на плечо Фенделя, а затем подняла голову и нахмурилась.

– Елки-поганки, Пирмин! – крикнула она. – Успокой же пса, пока весь хлев не всполошился. Вспомни о бедном теленке – только родился, а уже такая суматоха.

Кремплингу удалось успокоить Траутмана парой строгих команд, затем вдвоем с женой они осторожно помогли пострадавшему встать и прислониться к дверному косяку. Теперь все увидели большую кровоточащую ссадину на лбу у бедняги. Фендель ошарашенно таращил остекленевшие глаза и бормотал что-то нечленораздельное. Он, казалось, не замечал собравшейся вокруг него компании.

Дети с удивлением разглядывали ночного гостя. Раньше им не приходилось видеть странного отшельника вблизи. Он оказался на удивление старым и жалким, как засохший древесный гриб, подумал Блоди, а грязная одежда была ему явно велика. Мать осторожно протирала кровоточащую рану чистым концом фартука и ничуть не тревожилась ни от того, что ткань испачкалась, ни от того, что перед ней был настоящий оборванец.

– Помоги мне поставить его на ноги, – сказала она мужу. – Отведем его на кухню, я перевяжу рану, а там посмотрим.

Они схватили отшельника под руки. Фендель не сопротивлялся, только тихо бормотал что-то себе под нос.

Флорину, Афре и Блоди было велено присмотреть за коровой и теленком, а после позаботиться о недовольно рычащем Траутмане и привязать его у собачьей будки.

Выполнив наказ родителей, дети вернулись в дом, и во дворе снова воцарилась тишина. Полная луна уже касалась нижним краем крыши сарая, перевалило далеко за полночь.

В теплой, ярко освещенной кухне мать занималась нежданным гостем. Она промыла его рану и обмотала голову чистой повязкой, которая по сравнению с грязной одеждой Фенделя казалась белее свежевыпавшего снега на свекольном поле. Тем временем на плите закипел грибной суп, и его пряный аромат наполнил кухню.

Блоди прислонился к теплой стене рядом с плитой и не сводил глаз с отшельника. Младший Кремплинг был в восторге от того, как прошла ночь, которая с момента рождения маленького бычка казалась ему столь же волшебной, как праздник в день зимнего солнцестояния.

Сонливость постепенно сошла с Фенделя. Вино и настойка вступили в сговор против него перед каменным порогом, чтобы с удвоенной силой помешать трезвомыслию. Обычно прогулки домой по ночной прохладе хватало, чтобы проветрить затуманенную возлияниями в таверне голову. В крайнем случае, ступив на росистые речные луга и окинув взглядом очертания хижины у моста, он делал еще один глубокий вдох в молчаливом предвкушении крепкого сна. Но на этот раз все было наоборот. Чем яснее он видел, где находится, тем больше ему становилось не по себе; более того, он почувствовал, что в нем волной поднимается настоящая паника. Он сообразил, что находится в чужой, уютной и теплой кухне, которая к тому же была заполнена совершенно незнакомыми квенделями.

Фендель привык к одиночеству у реки и не захаживал в гости к деревенским жителям. Нынешнее положение смущало его еще и потому, что он заметил, как все на него смотрят. Ему оставалось лишь поскорее убраться отсюда подобру-поздорову, даже несмотря на упоительный аромат грибного супа, какого он не обонял уже очень давно. Да как он сюда попал и где вообще находится?

И тут Фендель понял! Должно быть, он вошел не в ту дверь и угодил на кухню трактира «Туманы Звездчатки»! Надо бы достать золотой… В конце концов, не стоит портить отношения с добрым хозяином.

Кремплинги не преминули заметить, что их нежданный гость оглядывал их со все возрастающим изумлением. А потом вдруг начал рыться в перепачканной одежде. Неловко обшарив все карманы, внутренние и внешние, он наконец выудил что-то блестящее и бросил перед собой на кухонный стол, куда Фиделия только что поставила шесть глиняных тарелок с супом.

– Батюшки-светы! – воскликнула она, схватив блестящий золотой кругляш, прежде чем он скатился со стола. Хозяйка в недоумении покрутила монету указательным пальцем на ладони, как будто поймала редкого жука. Пирмин и дети окружили ее, пораженные богатством, которое этот трухлявый гриб извлек из своего кармана.

Наконец, Фиделия возмущенно уперла кулаки в бока и наклонилась к Фенделю.

– И что ты хочешь этим сказать, любезный сосед? – гневно поинтересовалась она. – Собрался заплатить нам целое состояние за небольшую помощь?

Блоди не верил своим ушам. Однажды его брат Флорин и другие деревенские мальчишки пытались выманить отшельника из хижины, выкрикивая всякие дразнилки с тропинки у реки. Проходившая мимо мать прогнала Флорина обратно во двор и потребовала, чтобы он оставил других квенделей в покое! А теперь вдруг говорит, что отшельник ей «любезный сосед», и обижается, когда тот хочет заплатить за ее доброту… Но, может, Фендель не имел в виду ничего такого, а просто решил поразить их своими сокровищами, потому что иначе и сказать ему нечего, подумал Блоди.

– Забирай! Нам такого не надо, – сказала Фиделия, засовывая монету обратно в нагрудный карман Фенделя.

Тот вздрогнул, но в ответ ничего не сказал – он вообще не произнес ни одного внятного слова с тех пор, как свалился возле коровника.

– Оставь его. – Блоди легонько дернул мать за рукав. – По-моему, ты его пугаешь.

Фендель еще сильнее сгорбился на табурете, будто под грузом страданий. И Фиделия тут же пожалела о своей грозной отповеди.

– А вот и горячий супчик, очень полезно после всяческих волнений, – проговорила она, заметно смущаясь, и оттого чуть громче, чем нужно. – Поешь, Фендель. Согреешься изнутри, а потом кто-нибудь проводит тебя домой.

Потомок Эстигена Трутовика недоуменно поднял голову. Уже много лет никто не называл его по имени и не разговаривал так дружелюбно.

– Да, поешь, – повторила Фиделия, ставя перед ним тарелку, от которой шел горячий пар. – Не надо бы торопиться домой после такого ушиба, а то вдруг опять споткнешься. Ужинай спокойно, а потом муж отведет тебя к реке.

Фендель все еще не понимал, где находится, но начал сомневаться, что угодил на кухню Шнеклинга. В трактире с ним никто не разговаривал так ласково, и, что удивительней, у него отказались принять золотой. Ему бесплатно подали ошеломляюще вкусную похлебку, да еще с добрым словом в придачу!

Как не воспеть чудеснейший этот суп, поданный поздно ночью! В нем плавали лесные грибы и маленькие гречневые клецки, а в центре тарелки, как молочное солнце, растворялась в горячем бульоне ложка густой сметаны, которую Фиделия перед подачей положила в каждую тарелку. Один из детей, самый маленький, робко протянул гостю корзинку со свежим белым хлебом, и Фендель взял два толстых ломтя.