Александр Золотько - Бомбы и бумеранги (сборник)
Для меня комфорт и порядок значили много, а даже краткое путешествие выбивает из колеи. Но четырехлетние исследования подошли к концу, геомагнитная сеть оказалась выписана с высочайшей точностью и подтверждена испытаниями, проведенными по моей просьбе во Франции и Швеции. Настала пора проверить мою теорию о том, что многие свойства, считающиеся в научном мире константами, в определенных местах, которые я называл «узлами», сильно меняются.
Известно, что у нашей планеты есть магнитное поле. Равно известно, что оно неоднородно, на чем зиждутся многие кажущиеся нам обыденными вещи – к примеру, указывающая на север стрелка компаса. Но мало кто знает, что Северный и Южный полюса – всего лишь два крупнейших геомагнитных узла из восьми. Я несколько лет собирал информацию и изрисовывал глобусы, стараясь найти закономерности, и в итоге обнаружил, что наша планета буквально исчерчена магнитными линиями, хаотично пересекающимися между собой. На полюсах действительно имелось много пересечений, но больше всего их было в нескольких других местах. Четыре из них оказались посреди океанов и не годились для исследований, одно – в горах Южной Америки, и одно – здесь, в Сьерра-Леоне.
Мы шли едва ли часа три, когда носильщики начали выказывать недовольство. Английский язык они знали едва-едва, но из путаных объяснений я понял, что мы приближались к некоему проклятому месту. Я расценил это как доказательство моей теории и приказал им двигаться дальше.
Часа через полтора они встали и начали орать. Пришлось взять у одного из них мой саквояж, открыть его и достать револьвер. Оружие я не жаловал, но в подобной ситуации оно осталось единственным возможным доводом. Испуганные видом шестизарядного «Гассера», носильщики согласились продолжить путь. При этом я не питал иллюзий и понимал, что едва дам слабину, как они покинут нас – и хорошо, если не попытаются ограбить или убить.
Под вечер мне, несмотря на усталость и непритворную опасность, пришлось взять дочь на руки. Она так утомилась, что не могла больше передвигаться самостоятельно.
Мы пришли на место, когда уже стемнело. Я заставил носильщиков разбить лагерь и развести костер, но пока мы с Джоан распаковывали вещи, чернокожие парни сбежали. Я не сильно расстроился, так как предвидел и это, и то, что, скорее всего, после проведения исследований мне придется оставить здесь большую часть вещей.
– Мне страшно, папа, – сказала Джоан.
Я ее понимал. Места оказались тревожными. Жухлая зелень, каменистая почва, нерешительный огонь костра, требующий регулярной подпитки – нам с дочерью здесь было не место. Хорошо хоть животных поблизости не водилось – как я и предполагал в своих изысканиях, им не нравились места пересечения геомагнитных линий.
Джоан перед сном потребовала, чтобы я ее обнял, да так и заснула. Я ворочался недолго и тоже провалился в забытье.
Первое, что я увидел, открыв глаза, была голая чернокожая женщина. Высокая – почти шести футов, но при этом худая и мускулистая, она стояла над нами и смотрела, не мигая, на Джоан.
– Прошу вас одеться, – сказал я. – И сделать это, пока моя дочь не проснулась.
– Я не сплю, – Джоан высвободилась из моих объятий.
– Даже не собираюсь, – на чистом английском ответила негритянка. – Это мой дом, и это мои правила.
– Не смотри, – попросил я дочь.
При этом сам я отводить глаз не хотел – да по большому счету и не мог. Это гибкое тело приковало к себе мой взор. Я понимал, что совершаю нечто неприемлемое для джентльмена. Но смотрел и смотрел.
Хотя я был женат – и до свадьбы не был аскетом, – тем не менее обнаженной женщины при свете дня не видел ни разу. На вид я бы дал негритянке чуть больше двадцати лет. Крупная грудь с тонкими и длинными, почти в фалангу мизинца, сосками чуть свисала под собственной тяжестью. На животе виднелись линии пресса, бедра выглядели едва шире талии. Пах женщины зарос курчавыми жесткими волосами, икры выглядели излишне накачанными и совсем неженственными. И все же она была красива. Я поймал себя на этой мысли, и она меня неожиданно оскорбила. Я, действительный член Британской академии наук, родственник – пусть и дальний – половины пэров британского парламента, вдруг счел красивой туземную женщину?
– Как тебя зовут? – Я еще раз отметил неожиданно хороший английский.
– Ричард Кейтс, – ответил я и начал подниматься. Стесняться своей естественной мужской реакции, отчетливо заметной, несмотря на штаны, я не собирался. Джоан лежала, зажмурившись, и меня это устраивало.
– Я – Оми. Мой народ – фула, и я – марабута.
Фула – это, скорее всего, фульбе, одно из самых многочисленных племен Гвинеи. Что такое марабута, я не знал, но меня это и не интересовало.
– У тебя есть дом?
– Хижина, выше по склону.
Оми смотрела на меня и ехидно улыбалась. На какой-то момент я почти решился достать револьвер – просто чтобы показать, кто здесь хозяин, а кто – туземец. Но быстро подавил эту недостойную мысль. Тем более что девушка явно была умнее большинства моих знакомых, включая немало джентльменов.
– Я прошу тебя одеться, взять Джоан с собой и позаботиться о ней. Твои труды я оплачу.
– На первое – нет. На второе – может быть. На третье – деньги меня не интересуют.
Мы зашли в тупик.
– Папа, она меня не смущает. – Не знаю, в какой момент дочь открыла глаза.
– Идемте. – Оми решительно развернулась и пошла прочь.
Джоан посмотрела на меня. Требовалось срочно решить, что делать. Я чувствовал, что если сейчас промедлю, вера моего ребенка в меня может пошатнуться.
– Давай посмотрим, где она живет, – предложил я обыденным тоном.
Мы едва успевали за негритянкой, хотя она была босой и раздетой – а камни на земле выглядели острыми, не говоря уже о жестких ветвях раздвигаемых нами деревьев.
До хижины Оми пришлось пройти всего футов двести. Это был приземистый, но довольно длинный дом из глины, без окон и с крышей из необожженной черепицы. Сверху виднелась широкая круглая труба с остроконечным ржавым колпаком от дождя.
Внутри царила тьма. Оми разожгла огонь в очаге. Хотя печи как таковой не было, дым не скапливался в комнате, а сразу устремлялся к трубе в крыше. На стенах висели связки трав, маски, черепа животных и людей – в том числе и детские. Пол весь был выложен камнями. Когда пламя разгорелось, я обнаружил, что на полу – мозаика, проявляющаяся за счет разницы оттенков серого. Десятка два символов, среди которых я, к своему удивлению, обнаружил анх, кельтский и коптский кресты.
