Олаф Локнит - Берег Проклятых
Увенчанный плюмажем стражник, не говоря ни слова, взмахнул рукой. Один из его подчиненных повернулся кругом и побежал за ворота к трехэтажному, потемневшему от времени и непогоды, деревянному строению.
— Ждите здесь,— донесся из-под костяной решетки шлема голос старшего.— Без приказа господина Торинги мы никого не впускаем в Баолэй Тайса.
— Что за чушь! — возмутилась Томэо.— Я дочь родного брата Торинги! Здесь мой дом! С каких пор семья забыла о гостеприимстве?
— Нельзя,— непреклонно сказал стражник и взял копье наперевес, так как Томэо заставила лошадь пройти вперед несколько шагов.— Стой!
Пришлось ждать. Томэо, не решаясь пробиваться за ворота, на чем свет стоит поносила стражу, дурацкие приказы дяди и нэйу-буджана Сутари, из-за которого страна переполошилась настолько, что семьи боятся пускать в крепости своих же родственников. Конан, мечтательно глядя в небеса, безмятежно насвистывал старую песенку наемников, а спешившийся Мораддин перегнулся через перила моста и рассматривал купавшихся в мутной воде дракончиков. Мышка выглядывала из-под плаща и настороженно попискивала.
На пороге появился страж, посланный начальником, вслед за ним появились несколько человек и быстро пошли к стене крепости. Впереди шествовал невысокий, полноватый мужчина в темно—синем кафтане, его талию облегал идеально расправленный широкий шелковый пояс.
— Дядя! — не приветствуя брата своего отца, возмущенно завопила Томэо.— Что за шутки? Почему я должна ждать, пока меня пустят в собственный дом?
Торинга Тайса остановился возле ворот и смерил племянницу хитрым взглядом. Его свита безмолвствовала.
— Прости, но твой дом теперь в крепости Мориту,— сказал он.— Разве ты и Кисо не совершили свадебного обряда? А, я догадался! Он все-таки не стерпел твой необузданный нрав и отправил тебя обратно?
— Прекрати! — рявкнула Томэо.— Кисо убили! Он четыре дня был императором Патана после того, как мы захватили столицу! А ты отсиживался в безопасности! Пустишь ты нас, наконец, или нет?
— Проезжайте,— поморщился Торинга.— Полагаю, твои спутники—чужеземцы — люди верные? Где ты их нашла?
— Это еще вопрос, кто кого нашел,— бесцеремонно встрял в разговор Конан.— Не окажись мы с почтеннейшим Мораддином вовремя на дороге, твоя родственница кормила бы сейчас гиен!
— Кого кормила? — не понял дядя.— Кто такие гиены? И почему ты осмеливаешься разговаривать со мной? Ты знаешь, кто я?
— А ты знаешь, кто я? — вспомнив знакомого по Султанапуру шемита, всегда отвечавшего вопросом на вопрос, парировал варвар.— Я Конан из Киммерии, а тот человек — Мораддин из Турана, капитан гвардии тамошнего… императора.— Конан благоразумно опустил перед титулом Мораддина слово «бывший».
— По-моему, вы просто двое проходимцев,— усмехнулся Торинга.— Впрочем, моя дорогая племянница всегда была неразборчива в выборе знакомых. Хорошо, проходите и будьте гостями семьи Тайса…
«Сразу бы так! — подумал киммериец.— Все-таки обидно, что дядя моей подружки мигом нас раскусил…»
За воротами крепости Томэо уверенно направилась в сторону дома, из которого вышел дядя. Похоже, там жили все старшие члены многочисленной семьи. Конан, тихонько спросив у девушки, сколько же всего родичей насчитывает клан, получил такой ответ:
— Три с половиной тысячи воинов, около четырех тысяч женщин и столько же старцев с детьми.
— Изрядное семейство,— улыбнулся варвар.— А у меня были только мать и отец. Очень давно. Я их почти не помню.
— Какой кошмар! — ужаснулась Томэо и уставилась широко раскрытыми глазами на Конана.— Жить без семьи? Ты действительно очень несчастный человек…
— Сирота.— Конан, смеясь про себя, попытался состроить жалобное лицо. Не получилось.— Поэтому и стал наемником да обучился драться. Нас, сирот, всякий обидеть может…
Мораддин, чтобы не рассмеяться, зажал рот ладонью. Томэо же вполне серьезно восприняла слова варвара и в доме, по пути к трапезной, раздумывала, как бы лишенного родного очага киммерийца пристроить в какой-нибудь паганский род приемышем. Варвар, глубоко тронутый такой заботой, лез вон из кожи, чтобы не расхохотаться.
Обеденное время миновало, потому троим новоприбывшим еду принесли отдельно. Блюда не слишком отличались от кушаний, которыми угощал настоятель Ясухиро. Снова копченые змеи, птицы наподобие жаворонков и прочая снедь, от которой любого аквилонца стошнило бы. Среди блюд была латка с тушками летучих мышей под соусом. Конан, первым увидевший это экзотическое блюдо, из ребяческого баловства подсунул мышатину Мораддину со словами, что в жизни ничего вкуснее не едал. И сполз на пол от хохота, когда сын гнома двумя пальцами вынул из кастрюльки за кончик крыла тушеного сородича своей любимицы, позеленел, как весенняя листва, и уронил наводящее дрожь кушанье обратно.
— Помнишь госпожу Стейну? — хрипло спросил Мораддин.— Представь, что бы случилось с тобой, если бы тебе на обед подали ее саму в зажаренном виде?
— Был бы голодный — съел,— хищно осклабился Конан.— Моя старая приятельница неплохо откормилась в Султанапуре!
— Варвар,— с отвращением бросил Мораддин, отодвигая латку с летучими мышами.— Черствый дикарь, равнодушный ко всему, кроме собственного кошелька и желудка!
Томэо не без интереса слушала перепалку приятелей.
— Неправда! — возразил Конан.— Варвар — да, не спорю. Но выше золота и хорошей еды я всегда ценил добрую драку и красивых женщин!
Спор опять грозил перерасти в долгое и нудное выяснение, кто здесь варвар, а кто нет. Но вошедших в раж киммерийца и его спутника неожиданно прервал голос появившегося в дверном проеме Торинги Тайса:
— Вам тут весело, как я погляжу? — Глава семьи прошел в комнатку и сел, скрестив ноги, напротив Томэо.— Теперь я жду рассказа о смерти Кисо, дорогая племянница. Кроме того, хотелось бы побольше узнать об этих странных иноземцах. Кстати, почему император Готоба объявил в стране шейрам на тебя и твоих… друзей?
Глава шестая
— Невероятно! — сдавленным голосом произнес Торинга. Перед ним прямо на низком столе лежали три невзрачные вещицы — символы власти Империи. Меч, называемый в Пагане «кэн», яшма, именуемая «биюй», и круглое серебряное зеркало— «цзин-цза».
Короткий, словно игрушечный, меч представлял собой обычный стальной клинок с маленькой круглой гардой и рукоятью, обтянутой черной шершавой кожей. Кэн символизировал возмездие нечестивым людям, которое последует либо из рук земного владыки, либо от самого Нефритового Императора по окончании преступником круга телесной жизни.
