Андре Олдмен - Заговор теней
Он снял с пальца перстень с крупным агатом и протянул Тримре.
— Прими и ты, якша.
Карлик молча поклонился, взял подарок и засунул за отворот шапки. Потом гукнул, и вся орава в сопровождении обезьян пустилась бежать обратно по тропинке и через миг скрылась за поворотом.
Вендийка облегченно вздохнула и воскликнула:
— Хвала Лакшми! У меня леденеет сердце, как представлю, что чуть было ни стала женой этого отвратительного уродца!
— Да брось ты, — добродушно усмехнулся варвар, — совсем неплохие ребята. Хотя мыться им не мешало бы почаще.
ГЛАВА 8. Болото. Смерть королевы
то утро Бертудо был приглашен в покои умирающей королевы. Мажордом, прибывший для доклада, плеснул ему в лицо пригоршню грязи и показал дохлую ящерицу. Жрец только покорно улыбнулся: люди племени ыухе всегда мазали друг друга чем-нибудь зловонным, когда хотели привлечь внимание и вступить в разговор. Впрочем, иногда они кололись костяными иголками, что было гораздо неприятнее.
По дороге к покоям королевы мажордом забыл о цели своего визита, упал на колени в болотную жижу и принялся ловить ртом жирного червяка. Охота удалась: червяк был зажат гнилыми зубами придворного и приготовился к смерти. Бертудо поспешно очертил ладонью круг, благословил трапезу и резво удалился, хлюпая босыми ногами: высшим оскорблением для ыухе было созерцание кем-либо посторонним священного процесса поедания пищи.
Резиденция королевы помещалась в шалаше из пальмовых листьев — единственном строении, вокруг которого и обитало племя. Здесь было немного посуше, хотя кучи нечистот и разлагающихся объедков, окружавшие «дворец», издавали смрад почище болотного. Ыухе бродили, сидели и лежали, ковыряли в зубах щепками, совокуплялись, бросали друг в друга комками грязи и занимались другими будничными делами. Некоторые добросовестно перекладывали с места на место камни, служившие для обороны и нападения на врагов: леопардов и песьеголовых, обитавших где-то на краю света, но появлявшихся всегда неожиданно.
Когда-то давно, только еще оказавшись в этих местах, жрец поражался пристрастию ыухе к грязи и нечистотам. Всего в полусотне шагов вверх по склону за плотной стеной колючих кустов лежало зеленое плоскогорье со множеством чистых источников, покрытое рощами плодовых деревьев и сочными травами. Дикари же предпочитали возиться в болотах и явно испытывали наслаждение, валяясь в мутной жиже и вдыхая зловоние. Впрочем, эти худые голые люди, не ведавшие ни одежд, ни даже традиционной для многих примитивных племен раскраски тела, были весьма дружелюбны к аргосцу: они лишь вырезали ему на спине полоску кожи, прокололи мочки ушей костяными палочками и заставили отведать тухлой мертвечины (хвала Митре, не человечину, которая здесь часто шла в пищу, а всего лишь дохлую водяную мышь), после чего жрецы окрестили его Хрыкгыка, что значило «человек, пришедший сверху» или «муж, чье тело не подвержено гниению» и разрешили построить хижину наверху оврага.
Бертудо далеко не сразу понял, что подниматься из трясин дозволено лишь шаманам, которых у племени было четверо. Только они обладали собственными именами и могли смотреть на звезды. Посмотрев, изрекали нечто невнятное и лезли обратно в болото, чтобы объявить окончание жизни какого-нибудь несчастного, плоть коего по умерщвлении пожиралась, либо возгласить войну, либо большую охоту на ящериц.
Жрец, согласно данным обетам, прибыл в эти земли, чтобы просвещать дикарей светом Митры. Очень скоро он смекнул, что рядовые члены племени просто не способны воспринять столь возвышенные вещи и перенес свои усилия на шаманов, умевших считать до четырех и поклонявшихся Мировой Лягушке. Усилия увенчались: шаманы согласились называть Лягушку Митрой и теперь умерщвляли соплеменников с криком «Мтрга-дргу!» Впрочем, Бертудо был упорен и от подвига своего не отказывался, надеясь не мытьем так катаньем обратить темные души в истинную веру.
Подобрав ветхий подол тоги, аргосец шествовал к шалашу, ласково улыбаясь дикарям. Ыухе помоложе удивленно таращились: память их была коротка, и за ночь они успели забыть Хры-кгыку. Старшее поколение радостно скалило беззубые десна: они знали Бертудо давно, его светлый образ запечатлелся в их умах между едой, которую нужно было добывать из мутной жижи под ногами, и высшим сословием племени — жрецами, королем и королевой, достойными облизывания ног и половых органов. Еще ыухе могли вспомнить песьеголовых и леопардов, но делали это лишь когда враги сваливались им на голову, либо в редкие дни войны, когда военачальники, посадив короля на закорки, отправлялись в поход, из которого, как правило, живым возвращался лишь каждый десятый.
Под пологом шалаша в ногах распростертой королевы сидел шаман Крыгтпрыга (что можно было перевести как «съевший левую ногу своего предшественника») и ковырял щепкой гнойную язву на своем тощем животе. Повелительница ыухе лежала прямо в грязи, без всякой подстилки, тело- ее покрывал густой слой засохших нечистот.
Королева Озрдгра была очень стара. Не менее тридцати сезонов дождей миновало с тех пор, как мать произвела ее на свет, а вернее — «в грязь», ибо женщины ыухе рожали, сидя по пояс в болотной тине. На морщинистой шее желтели ожерелья из зубов ящериц и летучих мышей, соски плоских грудей проткнуты засохшими листьями осоки, беззубый рот щерился в улыбке: королева узнала вошедшего. — Нрыбнагда крукгрд! — приветствовал Бертудо повелительницу, кланяясь и прижимая руки к животу — наиболее почитаемой среди ыухе части тела. Он вполне сносно произносил слова, в которых было слишком мало гласных звуков, но слишком много значений. Так, приветствие жреца можно было перевести следующим образом: «Да заползет тебе в рот зеленая ящерица!» Или: «Да благословенно чрево твое, не знающее мужа!» При желании и сообразно случаю фраза эта могла значить и пожелание поскорее опочить и напитать своей плотью приемницу. А то, что дни королевы сочтены, Бертудо понял по доставленной в его хижину дохлой ящерице и отсутствию трех жрецов, отправившихся украсть женщину у племени кру, столь же дикого и темного, как и они сами.
— Клзи-гру, — сказал шаман, перестав ковырять язву.
Бертудо привычно хлопнул себя по затылку: убил жирного комара. Хотя Крыгтпрыга не мог видеть кровососа, он просто знал, что насекомое именно сейчас решило отведать крови аргосца. Шаманы племени ыухе многое знали, умели предвидеть ближайшее будущее, и Бертудо не раз рассуждал сам с собой, отчего это Подателю Жизни вздумалось снабдить существ столь примитивных и никчемных с общепринятой точки зрения даром, о котором мечтали и коего добивались в упорных трудах многие, посвятившие себя белой и черной магии. Тайна сия была велика, но упорный аргосец надеялся ее со временем разгадать.
