Леонард Карпентер - Проклятое золото
Мясо на вертеле покрылось золотистой корочкой, оставаясь внутри мягким и сочным. Когда Конан обглодал все кости дочиста, он съел испекшиеся в золе коренья, а завершил трапезу несколькими глотками воды из самодельного сосуда, который он сплел три дня назад из ивовых прутьев, обмазал глиной и обжег на костре.
Напившись, Конан поставил горшок на угли и соскреб в оставшуюся там воду спинной и головной мозг газели, потом бросил туда же сухожилия — ими он будет потом сшивать шкуры. Кости и череп он разложил сушиться рядом с костром. После этого он взял выскобленную шкуру и палку, которой он приспособился копать, и отправился к реке.
Шкура газели была еще слишком свежей, и пока с ней ничего больше делать было нельзя, поэтому Конан собирался закопать ее на несколько дней в мокрый глинистый песок, а пока следовало заняться шкурой косули, которая уже достаточно там полежала. Он выкопал ее и сморщился от неприятного запаха: внешняя ворсистая сторона уже частично разложилась и начала отставать от внутреннего слоя, более крепкой кожи. Конан положил в ямку шкуру газели и зарыл ее.
Расстелив вытащенную из песка шкуру на гладком сосновом чурбаке, с которого облезла кора, он взял высохшее ребро и, как ножом, принялся соскребать короткую шерсть и отстающую кожу. Это заняло у него много времени, и, когда он закончил, день уже начал клониться к вечеру. Конан скинул в воду клочья шерсти и прочие ошметки и вернулся к костру с мягкой шкурой косули в руках.
В глиняном горшке уже давно нагрелась вода, в которую он до того бросил мозг и сухожилия газели. Теперь Конан, сняв горшок с остывающих углей, запихал туда и только что вычищенную им шкуру косули. За ночь шкура отбелится в крепком бульоне и будет пригодна для дальнейшей обработки. Утром он разомнет ее и натянет, чтобы сохла. А позднее провялит над огнем из ивовых веток, тогда она станет еще крепче и приобретет приятный коричневый оттенок.
Из выделанных таким образом шкур Конан сможет сшить штаны и куртку, а еще обувь. Добротная одежда защитит от ночного холода, укусов насекомых и острых камней. Но что гораздо важнее, у него появятся крепкие ремни, и он сделает себе более надежный топор и еще одно копье про запас. Еще он смастерит ловушки и западни для зверей, силки для птиц…
С каждым днем он будет жить все лучше и лучше, у него появятся запасы продовольствия, ему не придется каждый день заботиться о пропитании. Все это замечательно, за исключением одного "но": либо ему придется таскать постоянно на себе все добро, либо он должен найти место, где оно было бы в сохранности на время его отсутствия. Да, пожалуй, прежде всего надо заняться поисками надежного убежища и для себя, и для своих припасов.
После того как он съел на обед целую ногу газели, ужинать ему не хотелось, поэтому Конан ограничился тем, что сгрыз пригоршню лесных орехов и несколько маленьких диких яблочек. То и другое он собрал накануне в сплетенную им корзинку. Поев, он завернул в широкие листья полувысохшее мясо, которое лежало у него весь день на горячих камнях у костра, и закопал в сухой песок, придавив сверху плоскими глыбами. Солнце уже садилось, и Конан занялся изготовлением шила. Он расколол одну из костей, а потом принялся обтачивать и шлифовать самый подходящий обломок. Когда шило приняло удовлетворившую его форму, Конан улегся спать, Было уже совсем темно.
Свою постель киммериец устроил под нависшей скалой, с тем чтобы жар от костра отражался от нее вниз и дополнительно согревал его ночью. Еще у него было одеяло из кроличьих шкурок, которое с каждым днем становилось все длиннее. Костер горел до утра, давая тепло и охраняя его от хищников, и Конан время от времени просыпался, чтобы подбросить в него заранее приготовленные дрова.
Именно ночью посещали его тревожные смутные мысли. Лежа совсем один в тишине перед огнем и не видя за ним ничего в кромешной мгле, он начинал иногда сомневаться в реальности того, что с ним происходило. Эта бескрайняя дикая природа, окружающая его со всех сторон, — действительно ли она существовала в том же мире, откуда он явился? Действительно ли ее можно отыскать на карте Бритунии или какой-нибудь другой из хайборийских стран?
Или, бросившись в воды подземной реки, он покинул реальный мир, мир людей, мир тяжелого труда, корысти и насилия, и оказался вне времени и вне земных границ? Может, он находится в загробном мире? Может, он уже yмep и пребывает в раю, небесном или подземном, куда там отправляет подопечных суровый северный бог его отцов Кром? Не должен ли он теперь расплачиваться за грехи и искупать свои земные грехи в этом, как как бы его правильно назвать, своего рода чистилище? А что, если эта жизнь (или иллюзия жизни) растянется до беспредельности, превратится в вечность? Как долго сумеет он выносить ее, не сходя с ума?
Кое-кого подобные размышления и впрямь могли бы довести до безумия, но Конан старался не давать им воли и если уж думал о чем-нибудь, то о приятных и хорошо ему известных вещах, например о замечательном аквилонском эле или о сговорчивых красавицах танцовщицах из знойной Заморы.
Под утро Конан все-таки замерз Он быстренько вскочил и разжег почти угасшее пламя, потом отправился на перекат проверить нехитрую ловушку дли рыбы — вбитые в дно колья, образующие конусообразный загон. В ловушке плескалась средних размеров форель, она была слишком велика, чтобы протиснуться сквозь колья, и слишком молода, чтобы перескочить через них. Такой форели, под жаренной на костре, будет ему вполне достаточно на завтрак. Она стоит двух форелей, съеденных и сыром виде.
Сегодняшнее утро Конан решил посвятить поискам надежного убежища и исследовать свой остров. Несколько дней назад он всего лишь наскоро оглядел его с ближайшей скалы и знал только, что верхняя оконечность острова представляет собой высоченный куполовидный утес, обрывающийся прямо в реку. Его теперешний лагерь был удобен: близко от воды и от леса и в то же время выше того уровня, где ночами клубится стылый туман. Однако у этого места имелся серьезнейший недостаток: оно было слишком уж доступно для всех и вся, и оставаться на нем дольше — означало просто испытывать судьбу.
Конан обвязался поясом из кроличьих шкурок, взял нож, топор и дротик (от избытка оружия еще пока никто не пострадал, а вот от недостатка — частенько) и был готов отправиться в путь. Он легко прыгал вверх с камня на камень — вот это ему очень нравилось в своем острове: можно неделями ходить по одним и тем же местам и не возникнет никаких следов, на камне их не остается. И дым от костра мгновенно рассеивается на ветру, не то что в какой-нибудь тихой долине. Там он столбом поднимается к небу и стоит так часами. Конан все еще не заметил никаких признаков человеческого присутствия, но хотел узнать о нем раньше, чем будет обнаружен сам.
