Роберт Говард - Дочь ледяного гиганта
Она раскинула руки и закружилась перед ним, склонив голову и сверкая очами из-под длинных шелковистых ресниц.
— Скажи, человек, разве я не прекрасна?
— Ты словно заря, освещающая снега первым лучом, — прошептал он и глаза его запылали, как у волка.
— Так что же ты не встаешь и не идешь ко мне? Чего стоит крепкий боец, лежащий у моих ног? — в речи ее он услышал безумие. — Лежи тогда, умирай в снегу, как умерли эти, черноголовый Конан. Ты не дойдешь к моему жилищу.
С проклятием Конан вскочил на ноги. Его покрытое шрамами лицо исказила гримаса. Гнев опалил ему душу, но еще жарче было желание — кровь пульсировала в щеках и жилах. Страсть сильнейшая чем пытка охватила его, небо стало красным. Безумие обуяло воина, и он забыл об усталости и ранах.
Не говоря ни слова, он засунул окровавленный меч за пояс и бросился на нее, широко расставив руки.
Она захохотала, отскочила и бросилась бежать, оглядываясь через плечо и не переставая смеяться. Конан помчался за ней, глухо рыча.
Он забыл о схватке, о латниках, залитых кровью, о Ньорде и его людях, не поспевших к сражению. Все мысли устремились к летящей белой фигурке. Они бежали по ослепительной снежной равнине. Кровавое поле осталось далеко позади, но Конан продолжал бег со свойственным его народу тихим упорством. Его обутые железом ноги глубоко проваливались в снег. А девушка танцевала по снежному насту как перышко и следов ее ступней нельзя было различить на инее. Холод проникал под доспехи разгоряченного воина и одежду, подбитую мехом, но беглянка в своей вуали чувствовала себя словно среди пальмовых рощ юга. Все дальше и дальше устремлялся за ней Конан, изрыгая чудовищные проклятия.
— Не уйдешь! — рычал он. — Заманишь в засаду — я отрублю головы всем твоим сородичам! Спрячешься — я в порошок сотру эти гору и проковыряю дыру хоть до преисподней!
Издевательский смех был ему ответом.
Она увлекала его все дальше в снежную пустыню. Шло время, солнце стало клониться к земле и пейзаж на горизонте стал другим. Широкие равнины сменились невысокими холмами. Далеко на севере Конан увидел величественные горные вершины, отсвечивающие в лучах заходящего светила голубым и розовым. В небе горело полярное сияние. Да и сам снег отливал то холодной синевой, то ледяным пурпуром, то вновь становился по-зимнему серебряным. Конан продолжал бег в этом волшебном мире, где единственной реальностью был танцующий на снегу белый силуэт, все еще недосягаемый.
Он уже ничему не удивлялся — даже когда двое великанов преградили ему дорогу. Пластины из панцирей заиндевели, на шлемах и топорах застыл лед. Снег покрывал их волосы, бороды смерзлись, а глаза были холодны, как звезды на небосклоне.
— Братья мои! — воскликнула девушка, пробегая между ними. — Смотрите
— я привела к вам человека! Вырвите его сердце покуда оно бьется, и мы возложим его на жертвенник нашего отца!
Гиганты зарычали — словно айсберги столкнулись в океане. Они взметнули сверкающие топоры, когда киммериец бросился на них. Заиндевевшее лезвие блеснуло перед ним, на миг ослепив, но он ответил выпадом и клинок пробил ногу противника повыше колена. С криком упал он на снег, но удар другого великана поверг Конана. Воина спасла броня, хотя плечо и онемело. И увидел Конан, как над возвысилась на фоне холодного неба огромная, словно бы высеченная изо льда фигура. Топор ударил — и вонзился в снег, потому что варвар откатился в сторону и вскочил на ноги. Великан зарычал и вновь поднял топор, но клинок Конана уже засвистел в воздухе. Колени великана подогнулись и он медленно опустился в снег, обагренный кровью из рассеченной шеи.
Конан огляделся и увидел девушку, смотревшую на происходящее расширенными от ужаса глазами.
Капли крови стекали с его плеча, и грозно вскричал Конан:
— Зови остальных своих братьев! Их сердца я брошу на поживу полярным волкам! Тебе не уйти!
В страхе она бросилась вперед — без смеха, без оглядки, без памяти. Варвар мчался изо всех сил, но расстояние между ними все увеличивалось.
Конан стиснул зубы так, что кровь пошла из десен, и ускорил бег. И вот между ними осталось не более ста шагов.
Бежать ей было все трудней, и он уже слышал ее тяжелое дыхание. Чудовищная выносливость варвара победила.
Адский огонь, который она разожгла в дикой душе Конана, разгорелся в полную силу. С нелюдским ревом он настиг ее и она, защищаясь вытянула руки вперед. Он отшвырнул меч и сжал девушку в объятиях. Тело ее дугой изогнулось в его железных руках. Золотистые волосы ослепляли Конана, а плоть ее, гладкая и холодная, казалась выточенной из обжигающего льда.
— Да ты ледышка! — бормотал он. — Я согрею тебя огнем моей крови!
В отчаянном усилии она освободилась и отскочила назад, оставив в его кулаке обрывок вуали. Золотистые волосы ее растрепались, грудь тяжело вздымалась, и Конана еще раз поразила ее нечеловеческая красота.
Она воздела руки к звездам на небосклоне, и голос ее навсегда запечатлелся в памяти Конана:
— Имир, отец мой, спаси!
Воин протянул руки, чтобы схватить ее, и тут словно бы раскололась ледяная гора. Небо заполыхало холодным огнем, и был он так ослепителен, что киммериец зажмурился. Огонь этот охватил тело девушки. И она исчезла.
Высоко над его головой колдовские светила кружились в дьявольском танце. За дальними горами прокатился гром, словно проехала гигантская боевая колесница и огромные кони высекли своими подковами искры из ледяной дороги.
А потом зарево, белые вершины и сияющее небо закачались перед глазами Конана. Тысячи огненных шаров рассыпались каскадами брызг, а небосвод закружился, как гигантское колесо, сыплющее звездным дождем.
Волной поднялась земля из-под его ног, и киммериец рухнул в снег, ничего уже не видя и не слыша.
…Он почувствовал присутствие жизни в этой темной и холодной вселенной, где солнце давным-давно погасло. Кто-то безжалостно тряс его тело и сдирал кожу со ступней и ладоней. Конан зарычал от боли и попытался нашарить меч.
— Он приходит в себя, Хорса, — раздался голос. — Давай-ка поживей растирай ему руки и ноги — может, он еще сгодится в бою!
— Никак не разжать левую руку, — сказал другой. — Что-то он в ней держит.
Конан открыл глаза и увидел бородачей, склонившихся над ним. Его окружали высокие золотоволосые воины в латах и мехах.
— Конан! — воскликнул один из них. — Никак ты живой!
— Клянусь Кромом, Ньорд, — простонал Конан. — Или я живой, или вы все уже в Валгалле.
— Мы-то живые, — ответил ас, продолжая растирать ступни Конана. — Не смогли соединиться с вами потому, что пришлось прорубаться через засаду. Тела еще не успели остыть, когда мы пришли на поле. Тебя не было среди павших, и мы пошли по следу. Клянусь Имиром, Конан, почему тебя понесло в полярную пустыню? Долго шли мы за тобой, и, клянусь Имиром, найти не надеялись — поземка уже заметала следы…
