Роберт Сальваторе - Древнейший
Можно было не сомневаться в том, что он так и сделает.
Часть первая
В ТЕНИ ЦАПЛИ
Путь мне известен. А как же иначе? Я избавился от слабостей отчасти благодаря абелийскому драгоценному камню, который называют гематитом, или душевным камнем. Но своим освобождением я обязан даже не столько этому амулету, сколько воспитанию. А растила меня книга, написанная моим отцом, книга Джеста, вобравшая знания жрецов ордена Джеста Ту. Его приверженцев можно найти в южной стране, именуемой Бехрен. К нему принадлежала моя мать. Если бы недуг дал мне хоть малейшую передышку, то я бы непременно отыскал эту страну.
Маршрут понятен. Все мои надежды побороть зависимость от камня и избавиться от тени Цапли очевидным образом сосредоточились в одном месте, путь к которому лежит на юго-восток, через портовый город Этельберт-дос-Энтл, в обход горных склонов до пустынной страны Бехрен. Там мне предстоит найти Облачный Путь и жрецов Джеста Ту. Там я достиг бы совершенства в осмыслении путей Джеста. Освободиться от проклятия Цапли — моя мечта, скажу больше — единственная надежда.
Но там же обитает и мой страх — глубокий, неизбывный, парализующий своим всепроникающим ядом.
Мы покинули городок Прайд. Нас изгнали, но мы были рады этому. Конечно, из-за войны, вспыхнувшей между местными помещиками, путешествовать стало гораздо сложнее, и я свернул с дороги на Энтл в более гостеприимные земли. Но тайное облегчение, которое я при этом испытал, неприятно поразило меня.
Объясняя Кадайль и ее матери, почему мы отклонились от курса, я был красноречив, логичен, высказывал разумные опасения и в итоге сумел убедить их в том, что мы поступаем правильно. Но скрыть правду от самого себя не удалось бы никакими вескими доводами: я сошел с намеченного пути и отложил путешествие в Этельберт-дос-Энтл, потому что испугался.
Это вовсе не очередное прозрение. Меняя маршрут, я уже знал истинную причину своей нерешительности. Отряды свирепых воинов, которых землевладелец Этельберт разослал во все уголки страны, здесь ни при чем. Называя это обстоятельство в разговоре с Кадайль и Каллен очень опасным, я сознательно лгал.
Увы, это так. Вдруг окажется, что я уже взобрался на вершину своих возможностей и мне нечему научиться у Джеста Ту? Вдруг весь путь через пустыни Бехрен в страну жрецов будет проделан зря и призрак Цапли, который сводит сума своим курлыканьем, никогда не отстанет от меня больше чем на шаг?
Я не могу думать ни о чем другом, кроме своего недуга. Даже закрепив душевный камень ремешком на лбу, на линии Чи, я все равно вынужден отчаянно бороться, чтобы силой мысли контролировать Цаплю. Ежедневно я часами тренируюсь, доводя до совершенства мышечную память, чтобы в случае надобности каждый мускул сразу откликался на мой зов. Но стоит на мгновение потерять концентрацию, как все старания идут прахом. Я начинаю ошибаться и терплю поражение, причем не только в битве. Мое беспокойство не исчерпывается обыкновенным тщеславием или боязнью за собственную жизнь. Даже в постели с женой я испытываю страх: а вдруг она родит ребенка с изъяном, похожим на мой?
Я ни о чем не мечтаю так сильно, как об избавлении от Цапли, о нормальной жизни, о детях, которых буду растить сильными и здоровыми.
Моя главная мечта, моя надежда живет в Облачном Пути и только там.
Достаточно ли человеку одной надежды, пусть даже неосуществимой? Как лучше жить — уповая на что-то или же в полной безнадежности?
Надежда. Возможно, в ней все дело. Как для меня, так и для всех. Я часто слышу, что люди мечтают когда-нибудь перебраться в тихое место на берегу реки, озера или прямо к величественному Мирианскому океану. Многие всю жизнь говорят об этом, но так ничего и не предпринимают.
Интересно, они боятся также, как и я? Возможно, и правда лучше просто грезить, чем осуществить мечту и обнаружить, что она вовсе не так прекрасна, как казалось. Несмотря на все тревоги, я никогда не был счастливее, чем сейчас. Со мной Кадайль и ее мать Каллен, я умиротворен, люблю и любим. Теперь мой путь лежит на северо-запад, а не в Этельберт-дос-Энтл, не в Бехрен и не в Облачный Путь.
Брансен ГарибондГлава первая
ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ МЕТИЛ В КОРОЛИ
Несмотря на невысокий рост и худобу, Брансен ступал походкой уверенного в себе человека. Одет он был точно так же, как и обычный фермер: штаны, рубаха и широкополая шляпа, из-под которой торчали вихры черных волос. При ходьбе Гарибонд опирался на толстую палку. Она казалась чересчур массивной для его изящных рук, и неспроста. Посох — как, впрочем, и шляпа, но об этом речь ниже — таил в себе большой секрет своего обладателя. В нем скрывалось легендарное оружие, самый могущественный меч на всем пространстве к северу от хребта Пояса и Пряжки. Выкованный из многослойной стали, от использования он становился только острее, ибо внешние слои металла зазубривались или стирались. Клинок украшали выгравированные цветы и виноградные листья, а рукоять из серебра и слоновой кости формой напоминала капюшон кобры.
Это был меч Джеста Ту, названный так в честь ордена мистиков-отшельников с юга страны Бехрен. Для них создание такого оружия было священнодействием, требовавшим глубокой медитации и предельной сосредоточенности. Об этом говорил каждый элемент, продуманный до мелочей, даже зубцы крестовины, выполненные в виде маленьких змей, будто готовых ужалить. Меч выковала мать Брансена, Сен Ви. Она рано умерла, но дух этой необыкновенной женщины жил в каждой детали великолепного клинка.
Рядом по булыжной дороге катилась простенькая повозка, запряженная двумя лошадьми, позади брел на привязи ослик. Красавица, сидевшая на козлах, настолько завладела вниманием Брансена, что он вздрогнул от неожиданности, когда кто-то бесцеремонно поправил ему выбившуюся из-под шляпы шелковую косынку.
Брансен машинально схватил наглеца за руку, но тут же улыбнулся, обнаружив, что это его теща, Каллен Дюворнэ.
— Ты не сводишь с нее глаз. Мне это нравится, — кивнула она в сторону дочери, напевавшей что-то с рассеянным видом.
— Я не встречал никого прекраснее, — сказал Гарибонд вполголоса, чтобы Кадайль не услышала. — С каждым взглядом она кажется мне еще красивее.
— На меня тоже когда-то так смотрели, — просияла Каллен. — Или мне так казалось, — добавила она с ноткой грусти, и скорбная складка поселилась в уголках улыбающихся губ.
Брансен понял все без слов. Печальная история любви Каллен удивительным образом переплеталась с его жизнью.
