Дуглас Брайан - Красавица в зеркалах
Ну да ладно. У моей красавицы осталась дочь, и вот к этой-то девочке я и была приставлена нянькой. До чего хорошая была девочка! После гибели ее отца только на ней одной сосредоточилась вся любовь, вся нежность моей госпожи. Да и я в ней души не чаяла.
И вот однажды случилось нечто ужасное. Я первая заметила… Лучше бы я ничего не замечала. Лучше бы не я обратила па это внимание! Захожу как-то раз в детскую. Боги, это было уж зим десять назад, и моей голубке было зим семь. Как вспомню, все в душе переворачивается!
— Ты сидишь в этой тюрьме уже десять зим? — перебила Далесари, не веря услышанному.
— Наверное… Не знаю. Может быть, меньше. Я давно потеряла счет времени, но, полагаю, что так, — ответила старушка. — Обо мне заботятся. Может быть, тот добрый стражник прислан моей госпожой, которая раскаивается в том, что сделала… Не знаю. Не мучай меня вопросами. Я стараюсь не думать об этом. Слушай лучше о том, что случилось. Вот вошла я в детскую, а моя девочка на меня и не смотрит. Играет с куколкой. И девочка хорошенькая, здоровенькая, На щечках румянец, глазки как звездочки, и куколка чудесная… Но что-то во всем этом, вижу, не так. Пригляделась — и все во мне омертвело. Девочка раз за разом повторяет одни и те же движения. Как автомат. Сперва покачает куклу, потом оглядится но сторонам невидящими глазами, потом сядет па корточки и поводит куклу за ручку, а после опять сначала: покачает, оглядится… Колдовство какое-то! Когда такое бывало, чтобы ребенок одно и то же повторял! Бросилась я к ней, чтобы обнять ее, чтобы колдовство рассеять, схватила ее обеими руками, желая к груди прижать… и толь ко воздух обняла.
Исчезла моя девочка! Наваждение это было! Я — кричать; сбежались слуги, прибежала и моя госпожа. Вне себя от горя приказала моя госпожа меня допрашивать. Я рассказала сдуру все, что видела, и меня тут же обвинили в том, что я помогала, дескать, в похищении. Допытывались — кто похититель? А откуда мне знать?
Госпожа моя обратилась к графу, своему двоюродному брату. Тог передал дело Керниву как человеку более опытному в обращении с преступниками. Кернив! Я только потом догадалась, кто стоит за этим похищением… А тогда я ни о чем не подозревала. Даже думала, что он поможет разыскать пропавшую девочку. Все ему пересказывала по нескольку раз. Про привычки ее рассказала, про то, что она любит. Уж не знаю, как он потом все это использовал, но уж наверняка так, чтобы мучить ее.
— Да, это на него похоже, — прошептала Далесари.
Старушка всхлипнула.
— Нет и не будет мне покоя, пока она не освободится. Не знаю, где этот злодей ее содержит.
Далесари крепко обняла ее.
— Знай, скоро придет избавление! Цинфелин и еще один верный человек отправились па поиски. Они теперь знают, что произошло с девушкой и где она находится. Даже если мы с тобой умрем в этом проклятом подземелье, она будет освобождена, в этом я не сомневаюсь!
Глава шестая
Возле маяка
Он оглядывался по сторонам и, казалось, не верил собственным глазам. Вот маяк! Тот самый, что виделся в зеркале! Просто удивительно… До последнего Цинфелин боялся ошибки.
Ему казалось невероятным, чтобы иллюзия, представленная в магическом зеркале, все-таки оказалась явью.
Казалось, Конан догадывается о мыслях, что теснились в голове его спутника.
— Ты сомневаешься? — спросил киммериец.
Цинфелин чуть виновато кивнул.
— В зеркале все это выглядело немного иначе… Менее реально…
— И все же мы нашли это место, — произнес Конан. — Смотри, вот маяк возле пролива, и даже чайки, что кружат над ним, точно такие же, как были в видении. А вон там — там башня, где заточена твоя красавица.
— Мы освободим ее? — немного неуверенно спросил юный граф.
— Можешь не сомневаться! — рассмеялся Конан. — Много башен повидал я на своем веку, и не было ни одной, которая бы не покорилась мне.
Он осмотрелся по сторонам. Путешественники стояли на холме, что высился над побережьем. Вся картина раскрылась перед ними, словно театральная сцена после того, как поднят занавес. Мрачная башня выглядела совершенно необитаемой. Странное дело — даже чайки, казалось, избегали летать поблизости от нее.
— А что там, внизу, у подножия маяка? — спросил вдруг Цинфелин, указывая на россыпь домиков, видневшихся возле второй башни.
— Наверное, какой-нибудь рыбачий поселок, — предположил Конан. — Для нас это не помеха. Напротив, у этих людей можно будет разжиться рыбой и другими припасами. Обычно рыбаки не слишком-то жалуют чужаков, но если найти к ним подход, расскажут кое-что интересное касательно второй башни. А если подпоить их… то результат может оказаться и вовсе неожиданный. Так что — отринем сомнения, и вперед!
Он пришпорил коня, и путники спустились на побережье.
Скоро они добрались до поселка. Как и предполагал Конан, основным занятием местных жителей была рыбная ловля. Во всяком случае, именно об этом свидетельствовали развешанные повсюду сети и неизбывный запах копченой рыбы, которым, казалось, пропиталось все вокруг. Цинфелин с непривычки морщился, а Конану хоть бы что.
Киммериец оглядывался по сторонам, словно пытаясь запомнить и осознать каждую мелочь из тех, что попадалась ему па глаза. И с каждым мгновением лицо Конана делалось все более хмурым и озабоченным.
— Что с тобой? — спросил Цинфелин шепотом. — Здесь что-то не так?
— Еще не знаю, — ответил киммериец. — На всякий случай помалкивай, а если придется действовать — делай как я. И не задавай вопросов.
Они проехали между домов. Рыбаки постепенно оставляли свои дела и выходили навстречу незнакомцам. Одни бросали сети, которые до этого чинили, другие выбирались из-под лодок, которые конопатили, третьи с ножами для разделки рыбы показывались из коптилен… Все они выстраивались вдоль главной улицы и таращились на чужаков.
Затем они начали сбиваться в небольшие стайки — назвать эти сообщества «компаниями людей» почему-то язык не поворачивался. Это было похоже на то, как дикие псы сходятся в стаи перед тем, как атаковать крупную добычу.
Пришельцы медленно ехали по улице, стараясь не смотреть ни вправо, ни влево. Цинфелин весь сжался. Никогда прежде с ним такого не случалось. Эти молчаливые простолюдины внушали графскому сыну ужас. Обычный животный ужас, какой испытывает олень, когда видит бегущих к нему охотничьих собак и слышит рожок.
Конан, напротив, небрежно развалился в седле. Он даже не вытащил из ножен меча.
Чуткое ухо киммерийца улавливало обрывки фраз, которыми глухо обменивались местные жители.
