Дункан Мак-Грегор - Седьмая невеста
– Я был виноват…
– Погоди, – от внезапной догадки в груди Конана похолодело. – Так ты решил…
– Повесить преступное тело свое, – помог Бандурин оформить догадку варвара словами, затем отвел от него взгляд и блаженная улыбка расплылась по его физиономии. – О, красивый и отважный орленок… Позволь мне прилечь с тобой… Позволь лобызать ноги твои… Эрлик простит нас, тебя и меня. Он возьмет нас к себе, и мы заживем между облаками, оба такие юные, такие красивые…
Уставившись в крошечное окошко под потолком, толстяк бормотал свою околесицу с воодушевлением, пуская слюни и почесывая жирную грудь.
Но Конан уже не слушал его. Подмигнув сайгаду, который с удивлением смотрел то на него, то на евнуха, киммериец кликнул десятника стражи.
Повинуясь пристальному взгляду приятеля, справедливый Кумбар повелел снять с пленника цепи и отправить его во дворец. Теперь ему казалось, что и он знал заранее о невиновности Бандурина; только как доказать это повелителю, а главное – как объяснить то, что евнух до сих пор сидел в темнице в качестве приговоренного к смерти? А самое главное – где взять нового убийцу? Владыка непременно потребует, чтобы преступник был найден. Нельзя же оставлять безнаказанным того, кто осмелился поднять руку на святое – на то, что принадлежит императору!
Незаметно вздохнув, старый солдат покосился на киммерийца. Ни тени насмешливой улыбки, или презрения, или превосходства не увидел он на его лице, и душа сайгада дрогнула. Дернувшись вслед за Конаном к двери, он старался не думать, чья холодная костистая лапка заскреблась вдруг в груди; вернее, он отлично понял уже, чья это лапка, и сам был противен себе. Зависть – вот тот грех, который Кумбар ни прежде, ни сейчас не прощал никому. Он презирал сию слабость и в нищем, и в богатом, и в красавце, и в уроде, и вот – оказалось, что и он подвержен этому недугу… Кумбар посмотрел на евнуха. И такой-то человек встал между ним и Конаном!
Вид тучного обслюнявленного скопца мог бы вызвать отвращение и не у столь утонченного человека как сайгад; пытаясь не дышать, старый солдат прошел мимо него – падая с толстых коротких ног, цепи бренчали, но звук сей, способный осчастливить любого узника, не произвел никакого впечатления на впавшего в детство евнуха – и скользнул за дверь.
* * *Оранжевым жарким шаром солнце неподвижно висело в небе – словно озорной мальчишка подбросил вверх апельсин, да так и не дождался его обратно. Аграпур плавился под раскаленными лучами; на плоских крышах зачахли без роды и скрючились тощие кустики; вода в наузах – бассейнах внутри дворов нагрелась так, что в ней можно было верить мясо; жизнь продолжалась только на рынке да под раскидистыми ветвями деревьев, где лежала теплая и рваная, но все же тень.
Золотой купол дворца сверкал так, что глазам было больно на него смотреть, но и не смотреть тоже больно, ибо подобной красоты не видывал и самый бывалый путешественник, коему достопримечательности мира давно уже приелись и лишь раздражали душу и мозг.
Казалось, солнечные лучи играют на куполе в веселые догонялки, и небо, увлеченное их игрой, подпускало в желтый и золотой немного яркого синего и чуть-чуть голубого. Цепочки белоснежных птиц, усеявших карниз, будто новое кружево, сплетенное мастерицами из Ванахейма, ограничивали буйную пляску цветов и оттенков. Мозаика, коей сплошь были покрыты стены дворца, отличалась более спокойными тонами, и на ней глаз, так же радуясь, отдыхал.
Если бы кто-нибудь из пробегавших мимо, спасающихся от дикой жары людей, знал, что творится сейчас за велико лепными стенами дворца, незамедлительно разнес бы новость по всему Аграпуру. Но посторонних нынче во дворец не допускали, точно так как своих оттуда не выпускали, и сие распоряжение владыки исполнялось безукоризненно, точно и безо всяких поблажек кому бы то ни было.
А суть происходящего (или, точнее, уже происшедшего) заключалась в том, что на половине императорских невест где-то между рассветом и полуднем нашли юную красавицу Хализу с кинжалом в груди.
Товарки ее, с огромными трудами выведенные из обморочного состояния, утверждали, что не видели девочку после ночи, и лишь Баксуд-Малана, которая обнаружила труп, клялась, что купалась с ней в наузе «только сей час…» Разъяренный Кумбар носился по всем этажам дворца с рычанием, достойным вендийского тигра: теперь-то было совершенно ясно – убийство совершил некто, проживающий во дворце или вхожий в него постоянно.
И, как ни хотелось сайгаду обратить свой гнев на почивавшего в своей комнатке Бандурина, сделать это не представлялось возможным – всю ночь и все утро проспал евнух на своем ложе под неусыпным присмотром двух верных Кумбару стражей. Они твердо сказали, что покоев он не покидал, и старый солдат без колебаний им поверил. Да я стоило только раз взглянуть на вялого, с отекшими глазками скопца, как становилось понятно, что кто-кто, а он точно никакого отношения к преступлению не имеет.
Иддиз рвал и метал. Когда взъерошенный, побледневший сайгад осмелился войти к нему, Великий и Несравненный чуть было не удушил его, тем самым продолжив список жестоких убийств. Ползая по ковру, Кумбар клятвенно обещал владыке сделать все, что в его силах, а также то, что совсем не в его силах, то есть найти преступника. Как его найти – он понятия не имел, но одно знал наверняка: если развить бурную деятельность, результат не заставит себя ждать. В глубине души он был совершенно уверен, что результат и в самом деле не заставит себя ждать, так как его просто вообще не будет, зато будет видимость, а это порой заменяет все остальное. И сайгад приступил к выполнению своих обещаний.
К вечеру были обысканы все покои на всех этажах (правда, с какой целью – никто не знал; и сам Кумбар толком тоже не знал). Челядь из последних сил пыталась делать лица честными, а глаза чистыми – новое появление Озаренного грозило и новыми неприятностями для одного из них, и, как в прошлый раз, каждый чувствовал раздражающий зуд в горле и постоянное желание виновато откашляться.
Когда оранжевое солнце нехотя опустилось за горизонт, Кумбар принял то единственное решение, каковое, думалось ему, не только приведет к поимке убийцы, но и восстановит безопасность во дворце: он испросил величайшего соизволения и – вызвал Конана-киммерийца.
Глава шестая
Конана сайгад нашел в «Маленькой плутовке», где доблестный киммериец отдыхал после ночной смены вместе с дюжиной крепких парней, одетых в такую же форму наемников армии Илдиза Туранского, Звон кружек, взрывы гулкого раскатистого хохота, смачные шлепки и визги девиц были для этого заведения привычной музыкой.
