Майкл Муркок - Призрачный город
Вдруг распахнулись двери, и в помещение вбежал Дайвим Твар. Весь окровавленный, он тяжело дышал. Одежда на нем висела лохмотьями. А за ним струился туман, клубящийся, багрово-синий, отвратительный туман, который и издавал тот самый звук.
Элрик прыжком соскочил с трона, опрокинув стол. Не разбирая дороги, он слетел по ступенькам вниз к другу. Стонущий туман все дальше и дальше заползал в тронную залу, преследуя Дайвима Твара.
Элрик обхватил друга за плечи.
— Дайвим Твар! Что это за мерзость?
На лице Твара застыла гримаса ужаса. Губы его тряслись, но наконец он выговорил:
— Йиркун! Он наколдовал туман, чтобы скрыть свое бегство. Я пытался выследить его, но туман окутал меня, и я потерял ориентацию. Я пошел в башню принца, чтобы привести Йиркуна и его приспешника сюда, и вот…
— Киморил! Где она?
— Он забрал ее с собой, Элрик. Она с ним. Вальхарик с ним и человек сто воинов, которые втайне хранили его верность.
— Надо догнать его. Далеко он не уйдет.
— Мы бессильны против этого тумана. Ох! Он приближается!
Да, туман потихоньку обволакивал их. Элрик замахал руками, пытаясь разогнать пелену, но ничего не получилось. Печальный стон отдавался в ушах императора; за багрово-синей стеной ничего не было видно. Элрик бросился в одну сторону, в другую — тщетно, везде туман. Внезапно ему почудилось, будто он различает среди стона слова:
— Элрик слаб. Элрик глуп. Элрик должен умереть.
— Прекрати! — закричал он. Кто-то сослепу налетел на него, и он упал на колени. И пополз, пополз, изо всех сил стараясь выбраться наружу. В тумане теперь возникали лица, омерзительные рожи, страшнее которых он не видел никогда, даже в самых кошмарных снах.
— Киморил! — позвал он. — Киморил!
И немедленно одна из рож превратилась в личико Киморил. Эта Киморил насмехалась над императором и потешалась над ним. Лицо ее постепенно старело, и вот глазам его предстал череп, покрытый в отдельных местах разлагающейся плотью. Он крепко сомкнул веки, но образ этот продолжал маячить перед его мысленным взором.
— Киморил! — прошептал туман. — Киморил!
Элрик почувствовал, что теряет силы. Он позвал Дайвима Твара, но услышал в ответ лишь насмешливое эхо. Он стиснул зубы, зажмурил глаза и по-прежнему ползком попытался вырваться из пелены тумана. Однако прошло как будто несколько часов, прежде чем стон сменился поскуливанием, а потом стихло и оно. Кое-как поднявшись на ноги, Элрик открыл глаза и увидел, что туман стал менее плотным. Но тут колени у него задрожали и он повалился лицом вниз, ударившись головой о первую ступеньку лестницы, что вела к Рубиновому Трону.
Снова он игнорировал предостережение Киморил, и снова она попала в беду из-за своего братца. Последняя мысль Элрика была очень простой: «Я не гожусь для жизни».
4Едва оправившись от удара, который лишил его сознания, Элрик послал за Дайвимом Тваром. Он жаждал услышать новости. Но Дайвим Твар мало что мог сказать. Йиркун прибегнул к колдовству, чтобы освободиться и чтобы замести следы.
— Наверно, он рассчитывает покинуть остров с помощью своих чар, — предположил Правитель Драконьих Пещер. — Ведь кораблем ему воспользоваться не удастся.
— Отправь людей на его поиски, — приказал Элрик. — Снаряди золотые барки. Если сочтешь необходимым, разбуди драконов. Обыщи хоть целый свет, но найди мне Киморил!
— Все это я уже сделал, — вздохнул Дайвим Твар, — но вот Киморил не нашел.
Прошел месяц. Воины Имррира вступили на территорию Молодых Королевств, разыскивая изменников.
Я больше беспокоюсь за себя, чем за Киморил, думал опечаленный император. Я испытываю свою чувствительность, но отнюдь не совесть.
Миновал второй месяц. В небо взмыли драконы. Они направились на север и на юг, на запад и на восток. Они пролетали над морями и над лесами, над горами и над равнинами. Они до полусмерти напугали жителей многих и многих городов. Но нигде они не обнаружили следов Йиркуна.
В конце концов, судить себя нужно по поступкам, думал Элрик. Вот я гляжу на то, что совершил, не на то, что намеревался и не на то, что хотел бы, — и вижу, что часто вел себя глупо и необдуманно. Йиркун был прав, и потому я его возненавидел.
Прошел третий месяц. Золоченые барки Мелнибонэ бросили якоря в самых дальних портах, расспрашивая путешественников и всякого рода искателей приключений про Йиркуна. Но принц умело воспользовался колдовством — его никто не видел или не помнил, что видел.
Все это время Элрик провел в раздумьях.
Один за другим возвращались на остров воины, принося с собой безрадостные вести. Исчезала вера, увядала надежда — но крепла решимость императора. Элрик стал сильнее и физически и духовно. Он открыл такие настои, которые весьма благотворно воздействовали на его организм. Он частенько бывал в библиотеке, однако читал теперь и перечитывал лишь очень немногие из книг.
Написаны они были на Высшем Языке Мелнибонэ, древнем колдовском языке, на котором предки Элрика общались с существами, что не подчиняются законам природы. Мало-помалу Элрик убедился, что досконально изучил манускрипты, пусть даже порой прочитанное казалось ему помехой в том, что он задумал. А убедившись, что не упустил ничего важного и ничего не оставил непонятным, он напился снотворного и три дня пролежал в беспробудном сне.
Наконец Элрик решил, что готов. Он изгнал из своих покоев слуг и рабов. Он поставил у дверей стражников, распорядившись не пускать никого — даже самых близких ему людей и по самым срочным делам. Он целиком очистил одну комнату от мебели и положил в ее центре книгу. А потом уселся рядом и погрузился в раздумья.
Прошло пять с лишним часов. Взяв кисточку и пузырек с чернилами, Элрик принялся покрывать стены и пол комнаты причудливыми символами, такими замысловатыми, что некоторые из них просто не были видны, если смотреть под углом. Покончив с этим, Элрик распростерся на рисунке лицом вниз, положив одну руку на книгу, а другую, с перстнем, вытянув вперед. Свет полной луны лился сквозь окно прямо на голову Элрика, окрашивая его волосы в серебро.
И началось колдовство.
Элрик бросил свой мозг в извилистые туннели логики, повел его по бескрайним равнинам идей, через горные хребты символов и бесконечные универсумы иных истин. Все дальше и дальше посылал он мозг, за которым вслед мчались слова, слетавшие с искаженных трансом губ императора, — слова, вряд ли понятные кому-либо, кроме него, но способные заморозить кровь в жилах любого, кто их услышит. Тело Элрика били судороги, порой с уст юноши срывался стон. Но слова повторялись опять и опять, и одно из них было именем: Эриох.
