Владимир Венгловский - Хардкор
Я прислушался. В лесной тишине шелестел ветер. Белые хлопья тумана стелились над землей и складывались в затейливые фигуры. Они напоминали то ледяного дракона, пытающегося поймать свой хвост, то морозного великана, размахивающего дубиной, а то и морское чудище фьордов кракена, выпускающего на поляну белые щупальца. Они притрагивались к нашим ногам, будто пробуя, стоит ли их съесть? Не стоит, решали они, и уносились дальше порывами холодного ветра.
Но было еще что-то странное, скорее даже не звук, а лишь намек на него, будто где-то вдалеке растягивали жгут резины. Может быть, это подсказывало наше чувство опасности? Как говорил мой друг? «Здесь обитают тролли. Они повсюду и могут оказаться кем угодно».
Раздался громкий щелчок, из лесной глубины выстелило щупальце, не туманное, а из плоти и крови. Со свистом оно пролетело среди деревьев, разворачиваясь, как хоботок гигантской бабочки. Олег вскочил на ноги, оттолкнул меня в сторону. Если бы он этого не сделал, то распрямившееся щупальце угодило бы в меня, а не в него. Послышался удар, Олег хрюкнул и грохнулся на землю, прижимая собой щупальце к земле.
— Руби! — заорал он. — Руби!
Щупальце было серым и склизким. Оно извивалось под моим другом словно большая змея, оставляя на мху потоки слизи. Его внутреннюю сторону покрывали присоски и костяные крючья.
— Чего же ты ждешь?!
Я перерубил щупальце мечом. Ударил со всей силы, но меч прошел легко, почти не испытывая сопротивления. Обрубок выпустил фонтан черной крови и скрылся среди деревьев. По лесу прокатился рев. Казалось, что всколыхнулся туман, задрожала земля. На поляне полопались коробочки с семенами.
— Падай! — закричал Олег.
Я упал, как подкошенный. Олег выпрямился, раскинув в стороны руки. Стоял ровно, словно вырубленный из ствола истукан, не обращая внимания на шевелящийся вокруг нас лес. Казалось, что они приближались отовсюду. Серые щупальца ползли со всех сторон, но где-то там, в глубине черного леса угадывался их владелец. Огромная, ощетинившаяся зубами-кинжалами пасть, маленькие глазки, выискивающие новую жертву. Он подавлял волю, и хотелось лишь одного — бежать и как можно быстрее.
Пальцы Олега выводили огненные узоры. Они складывались в руны, те — в слова, порождающие магию. Древнюю, словно мир, когда Землю покрывали клокочущие огнедышащие вулканы, а в небе носились драконы — могучие, не те жалкие подобия, обитающие нынче во льдах. Я вжался в мох, глубоко вздохнул, наполнив легкие воздухом, и погрузил лицо в вязкую жижу.
Олег закричал. Надо мной с ревом пронеслась стена пламени, и наступила тишина.
Я поднял голову и огляделся. От тумана не осталось и следа — его сдуло огненным ветром. Поляну покрывал обгоревший мох. Сохранились лишь его нижние, пропитанные водой слои. Вокруг поляны стояли объятые тишиной и дымом обугленные деревья. Воняло горелой плотью — приблизительно такой запах бывает, когда обсмаливают над огнем курицу, избавляясь от остатков перьев. Кончик ветки во рту Олега тлел, словно зажженная сигарета.
Он опустил руки и посмотрел на меня. Наверное, похожий взгляд был у моего друга в детстве, когда он опустил стул на голову Клопа. Что в нем больше — торжества или растерянности?
— Ты очень опасный человек, — сказал я, поднимаясь на ноги и отряхивая одежду.
— Минутку, — нахмурился Олег и затушил у меня на спине горящую куртку. — Пойдем отсюда скорее. Они могут вернуться.
— Сомневаюсь, — сказал я и окинул взглядом обгоревший лес.
***
Дорога вела к горизонту, бежала среди леса, но деревья не осмеливались на нее заходить, лишь наклоняли ветви в тщетной попытке поймать проходящих путников. Изредка дорогу перебегали пепельно-серые белки и сердито цокали на двух людей, вторгшихся в их лесное царство.
— Далеко еще до Вормса? — спросил Олег, жуя торчащую изо рта травинку.
— Насколько я помню, топать еще около часа, — ответил я.
— Помнишь… Странное ощущение, будто в нас живут сразу две личности — одна настоящая, а другая придуманная. Только уже начинаешь сомневаться, кто из них кто. Вот ты, например кем будешь? Может, мы вновь познакомимся, осторожно и невзначай, не отдавая контроль над телом виртуальным личностям?
— Можно и познакомиться. — Я вырвал травинку у него изо рта и покрутил в пальцах. — Вот это — ого-трава, как говорила моя бабушка. Пожуй еще немного — и отравишься.
— Что — помру? — забеспокоился Олег.
— Да нет. Лишь по ночам будешь подниматься на крыши домов и кричать как филин: «Ого! Ого!»
— Врешь ты всё, — усмехнулся мой друг.
— Может, и вру. — Я бросил травинку на дорогу. — А может, и нет. Кто скажет, какие из наших воспоминаний правдивые?
Олег подошел к краю дороги, отломал ветку и сунул в рот.
— Хорошо излагаешь, продолжай. Слушай, как чешется. — Он вновь поскреб пятерней грудь, где под курткой на коже остались царапины от костяных крючков, которыми было вооружено щупальце. — Так ты был охотником?
— Почему был? Я и есть охотник, Игорь Глаз дракона.
— У тебя такое хорошее зрение?
— Нет, обычное. Просто долгое время носил на шее замерзший глаз ледяного дракона.
— Сам убил животное?
— Да, потому и хвастался его глазом. Знак доблести.
— А я вот животных не убивал. Был советником маркграфа в Формире — маленьком городке далеко южнее. Деньги, экономические преобразования — вот моя стезя. А магия — это так, вроде хобби. Я самоучка.
Я вспомнил подожженный лес, и меня слегка передернуло. Ничего себе самоучка.
— А чего уехал, экономический советник?
— Сжег дом маркграфа. Хорошо еще, что никто не пострадал.
— За что?
— Он на тебя был похож — такая же наглая рожа. Женщин излишне любил. Излишне, потому что не своих. На мою Брунхильду глаз положил, когда я уезжал.
— И что она?
— Брунхильда, она такая… Легковерная.
— В общем, дала?
— Тьфу, — выплюнул он ветку. — Игорь, ты пошляк. Но на сей раз не далек от истины. Застал я их в самый разгар отношений.
— Отпустил?
— Я же не убийца! Но дом маркграфа горел хорошо. Когда я бежал из города зарево видно было издали. В Вормс, на край цивилизации, за мной вряд ли сунутся. А ты чего в город-всех-дорог идешь? — перевел он тему разговора.
— Для кого-то это и край цивилизации, а для кого-то самый ее центр. По сравнению с поселениями на обдуваемом всеми ветрами берегу. Чего иду?
Я вспомнил женщин, что издавна обитали во фьордах. Они мазались жиром белых моржей, их лица круглы и непривлекательны, груди обвислые, даже у молодых. То ли дело женщины цивилизованных областей. Одна собирательница трав, Гулльвейг, что искала золотой цветок, приезжала к нам верхом на большой бегающей птице гасторнисе, которая постоянно хотела жрать и поглощала рыбу в невиданных количествах. Женщине я рассказывал в своей хижине истории целую ночь, а птица орала под дверью, требуя еще рыбы. Рассказывал о ледяном драконе, у которого кость и панцирь крепки так, что не пробить копьем, но есть единственное место на лбу между глаз, где кость тонка, и если метко пустить стрелу, то можно добыть такого зверя. Правда, у охотника редко бывает больше одного выстрела. Ведь надо, чтобы ледяной дракон бежал прямо на тебя. За ним охотятся настоящие храбрецы. Рассказывал о морозных великанах, чье дыхание светится по ночам на небе. Вел истории о перевале воющих духов. Лишь настоящие безумцы могут пересечь его ночью, когда приходится вбивать в торосы ледоруб, сделанный из лапы ледяного дракона, чтобы тебя не унесло ветром. Когда снежные духи летают возле тебя, и от их завывания кровь стынет в жилах. Но зато открывается вид на заледеневший Иггдрасиль.
