Денис Лукашевич - Эратийские хроники. Темный гном (СИ)
- Угу, - буркнул в ответ Джарвус, меланхолично подметая пол.
Глазастик поднялся к себе, отягощенный выпитым и съеденным. Племянник еще для виду помахал метлой, а через полчаса открыл входную дверь, за которой мокли под моросящим осенним дождем Гурдел и Мурдел. Одеты они были во все черное, на физиономии натянули черные же платки с прорезями для глаз, и каждый имел при себе тяжелую дубинку на поясе.
- Заходим, - прогундосил племянник и приглашающе отступил в сторону. – Только тихо.
- Ну, дык… - начал было Гурдел своим басовитым раскатистым рыком, от которого дребезжали стекла в окнах, но тут же умолк, приласканный братским локтем в область солнечного сплетения.
- Дык я тихо, - шепотом закончил тролль и обиженно засопел.
Тролли как можно тише поднялись на второй этаж, сопровождаемые Джарвусом.
- Он тут, - кивнул племянник на дверь, за которой почивал дядя, посапывая и похрапывая во сне. – Все как договорились? Мне – половина золота, вам – секира и вторая половина.
- Дык верно все! – кровожадно оскалился Гурдел, мерно ударяя дубинкой по левой ладони. – Будет все в лучшем виде.
Дверь тихо скрипнула. Джеремия лишь причмокнул и перевернулся на другой бок. Над его кроватью, в кожаной перевязи висел на стене Головоруб, загадочно блестевший в темноте. Лезвие нависало над головой гоблина, похожее на топор палача, занесенный над осужденным преступником. Секира хотела крови – это тролли почувствовали сразу же, как только вошли в спальню. Чутье, тренированное за многие годы в спецвойсках, сработало без задержек и ошибок
Но и Головоруб почувствовал их. Злое оружие обратило свой кровожадный взгляд на них, лезвие хищно оскалилось полумесяцем голодной улыбки. Гурделу даже показалось, что секира чуть-чуть сдвинулась с места, потянулась к ним.
- Горгонадское отродье! – прошипел Гурдел и взмахнул дубинкой, целясь в голову Джеремии.
То ли секира предупредила на подсознательном уровне гоблина, то ли он просто услышал тролля, но Джеремия раскрыл глаза, что тут же вылезли из орбит, скатился с кровати и забился в дальний угол комнаты, зажав в зубах подол ночной рубашки.
- Что вам надо? – тонко выкрикнул он. – Мы… мы же договорились!
- Он нас узнал! – взревел Гурдел и замахнулся дубинкой.
Мурдел без разговоров кинулся к гоблину, расставив длинные руки в стороны. Его сразу стало как-то слишком много, чем не преминул воспользоваться здоровенный шкаф с антресолями. Тролль снес его как пушинку, подняв столб пыли. Мебель с грохотом опустилась на кровать, подмяв ее под себя и превратив в месиво из щепок и ошметков постельного белья. Из раскрытой дверцы вывалилась одежда, тряпичной волной затопившая комнату. Вместе с тем, шкаф зацепился за секиру, сорвал ее со стены и по невероятной случайности кинул в руки Джеремии. Секира на лету развернулась и уютно улеглась в ладонях гоблина.
- Уууаааууу! – взвыл он от прилива невероятной силы и злобы.
Головоруб взвился в воздух, звонко пропев песню кровавой жажды, и опустился на затылок пригнувшегося Мурдела. Гурдел потрясенно застыл. Но в слишком неумелых руках находилась секира: лезвие с разочарованием пронеслось мимо желанной головы и вонзилось в толстую тролличью ляжку. Послышался явственный чмокающий звук, словно кто-то шумно втягивал через соломинку тягучую жидкость. Мурдел неожиданно тонким голосом прокричал:
- Помогите – оно ест меня!
- Ха-ха!!! – безумно выплюнул в лицо троллю Джеремия, все еще сжимая в руках рукоять секиры, которая, к тому же, даже слегка двигалась в ране. Взад-вперед, наклонялась влево-вправо, прорубая себе путь к кости.
Крик Мурдела уже захлебывался в хрипах и воплях невыносимой боли, когда брат подоспел на помощь, скинув с себя внезапное оцепенение. Хрякнул дубинкой по голове гоблина, вырвал рукоять из слабеющих рук и с невероятным усилием вытащил Головоруб из раны, что присосался к троллю наподобие жуткой стальной пиявки. Но и в руках Гурдела она не задержалась долго. Словно иглу загнали в запястье, и оно мгновенно онемело – оружие, порожденное злом и тьмой, было в ярости на своих обидчиков. Секира отвесно упала на пол, целясь по Гурделовым пальцам. Тролль едва успел отдернуть ногу, и Головоруб лишь бессильно звякнул, глубоко вонзившись в доски пола.
Мурдел бился на полу, с его губ слетали крупные хлопья пены и пятнали пол. Кровь хлюпала под ногами, впитывалась в валявшуюся одежду, превращая ее в грязные мокрые тряпки. Гурдел в тяжком отчаянии видел, как жизнь вытекает из брата тонким ручейком – ничего он уже поделать не мог. Тролль опустился на колени, хлюпая носом и вытирая слезы на морщинистых щеках, вытащил нож и – один порез под подбородком, там, где у троллей пролегает сердечная жила. Сжал братову голову в своих широких грубых ладонях и прижался лбом ко лбу, безудержно рыдая над телом Мурдела. Сколько жарких битв они прошли вместе, сколько пережили, что бы все закончилось так… глупо.
Что-то сломалось в каменной тролличьей натуре, хрустнуло звонким стеклом и разлетелось на мелкие осколки.
Брат затих быстро, скончавшись уже в полузабытьи. Не от яда проклятого оружия он умер, а от руки родственника, и его душа навсегда останется в чертогах племенных предков, пировать за одним столом с древними воинами. Таково правило: убить раненого соплеменника, чтобы не потерять отважную душу в прожорливой глотке проклятой секиры.
Ветер шелестел занавесками в раскрытом окне, шумел дождь и ревела белугой вольная стихия. Джеремии и след простыл, лишь кровавый отпечаток узкой ладони на подоконнике. Позади хлопнула дверь – Джарвус сбежал, когда заваруха только началась. Лишь Головоруб крепко застрял в досках и, кажется, неслышно злорадствовал над потерей.
Гурдел поднялся – темная ярость плескалась в черных глазах. Он с силой пнул секиру, та обиженно завибрировала в ответ, мол, за что? На все воля Великого Света.
- Не Света! – поправил себя Гурдел. – Тьмы, мать твою, Тьмы! Будь моя воля, я бы расплющил тебя кузнечным молотом в самом жарком горне, что я смогу найти!
- Руки коротки! – насмешливо проскрипели доски, когда тролль высвобождал секиру.
Теперь он заблаговременно обмотал руки тряпицами, да и само оружие завернул в шерстяное одеяло, заглушив голодный звон обиженного Головоруба. Перевязал веревкой и закинул за спину. Брата он бережно поднял на руки и торжественно двинулся к выходу.
Родственники, оставшиеся на ночевку, боязливо посматривали из-за дверей своих комнат, но мешать не посмели. Когда же братья покинули дом Джеремии, они тотчас же кинулись обыскивать дом в поисках вожделенного золота. А золото тем временем шустро убегало к небольшой калитке в городской стене, которой пользовались исключительно в темных целях. Правда, все унести у Джарвуса просто не хватило сил, поэтому гоблин поступил по известному принципу орков: что не съем, то понадкусываю. Золото, что не уместилось на щуплых зеленых плечах, благополучно утонуло в выгребной яме около дома.
