Игорь Пронин - Пираты. Охота на дельфина
Томазо дал команду, и пары начали сходиться. Как и ожидал Диего, Грек встал напротив Дикобраза. Противник Алонсо сразу кинулся на него, и аббату пришлось временно забыть о судьбе штурмана. Ножом, зажатым в правой руке, пират совершал выпады снизу, а в левую взял оружие обратным хватом и угрожал арагонцу сверху и сбоку, явно рассчитывая нанести хороший удар по правой, не защищенной обмотанным камзолом стороне Алонсо. Но аббат успел пройти хорошую школу подобных стычек и не стал ждать. Отступив на пару шагов под натиском врага, он улучил момент и шагнул в сторону, одновременно вцепившись левой рукой в левую же руку пирата. Нож чиркнул по камзолу, но не проколол несколько слоев добротной ткани. Тогда противник попробовал достать Диего другим ножом, но арагонец уже оказался сбоку и щедро полоснул его лезвием по ребрам. Края длинного пореза тут же разошлись, на палубу хлынула кровь.
— Здесь все! — сразу заявил Томазо. — Грек, против тебя теперь двое. Остановите кровь и уберите палубу!
Но исполнять это распоряжение никто не торопился, потому что схватка еще продолжалась. Грек почти зажал Дикобраза в углу, его длинные руки работали ножами с нечеловеческой скоростью. У штурмана не оставалось ни одного шанса, и Диего поспешил на помощь. Чертыхнувшись, Коста вдруг изо всех сил ударил Дикобраза сапогом в грудь и отбросил того к борту. После этого Грек повернулся и кинулся на Алонсо, безошибочно определив более опасного противника.
Вот тут Диего пришлось туго. Словно огромный Голиаф, Грек наступал на него, с удивительной быстротой и силой работая ножами, и шаг за шагом быстро прижимал к капитанскому мостику. Он даже успевал оглядываться на с трудом поднимавшегося Дикобраза. Аббат с неприязнью подумал, что штурман мог бы проявить больше воли — вдвоем они как-нибудь остановили бы эту смертоносную мельницу. Мостик был уже где-то совсем рядом, и Диего решил, что пора рисковать. Зажав стилет в левой руке, спрятанной под скомканным камзолом, он сделал вид, что кидается противнику в ноги. Грек мог в этот момент нанести Диего удар, но рана была бы незначительна, а великан хотел ударить наверняка. Он промедлил долю секунды, выжидая, когда Алонсо окажется чуть ближе, и этого хватило аббату, чтобы отпрянуть. Запоздало ударив и промахнувшись, Грек даже не почувствовал, как стилет, словно вдруг высунувшееся жало, рассек его руку.
— Стой! — крикнул внимательный Томазо. — Стой, Грек, ты проиграл!
Коста с негодованием на лице обернулся к нему, но уже и сам почувствовал, как горячая кровь течет по запястью. Нож сам выпал у него из пальцев, и Грек уставился на рану.
— Тысяча чертей! Этот аббатишка рассек мне сухожилия! Вот теперь тебе конец!
Он снова бросился на Диего, но теперь имея нож лишь в левой руке, и арагонец уклонился от атаки, словно тореадор от быка. В тот же миг отдышавшийся Дикобраз прыгнул к Греку и вонзил нож ему под лопатку прежде, чем он успел повернуться.
— Это неправильно! — закричал Томазо, впервые не оправдав своего прозвища. — Дикобраз, ты нарушил кодекс!
— Ты остановил схватку, а Грек хотел убить моего друга! — свирепо обернулся к нему Луис. — Я защищал аббата!
— Он даже не член команды. — Томазо заговорил спокойнее. — Дьявол! И что на это скажет капитан?
Именно в этот момент разгневанное лицо О’Лири показалось над люком. Еще не поднявшись на палубу, он выхватил из-за пояса пистолеты, с которыми не расставался. Команда расступилась, и капитан увидел мускулистую спину Грека со всаженным по рукоятку ножом. Пират стоял, упершись обеими руками в фальшборт, и часто дышал, дрожа всем телом.
— Кто? — только и спросил О’Лири.
— Я! — смело признался Дикобраз. — Он вызвал меня на бой, он проиграл бой, но все равно хотел прикончить и сеньора Алонсо, и меня. Все видели, как это было.
Капитан перевел мрачный взгляд на Томазо, тот, скривившись, кивнул.
— Мы еще устроим суд, но сперва пусть все подумают. Пробей нарвал нам днище, я ведь потерял лучшего из абордажной команды! Дикобраз, что бы ни решила команда, ты вернешь мне те деньги, которые я ему выдал авансом, а Грек пропил у мадмуазель Монморанси.
Алонсо лишь усмехнулся, подумав, что деньги вообще-то стоило бы вернуть ему. Зато Дикобраз обиженно засопел — он и правда был жаден. Подойдя к умирающему, О’Лири положил руку ему на плечо.
— Мне чертовски жаль, Грек. Но что толку теперь таращиться на море и дрожать? Прощай.
Он взялся за нож, сильно дернул и тут же отпрянул, исхитрившись уклониться от фонтана крови, хлынувшей из раны. Грек покачнулся, захрипел, а потом перевалился через фальшборт и упал в воду.
— Имущество делит команда, если иного Грек не указал в договоре! — сказал Тихий Томазо. — А я с самого начала знал, что дерьмово это закончится.
— Уберите здесь все! — потребовал капитан. — Суд состоится на закате, если не изменится погода. Вам, сеньор Алонсо, я советую держаться подальше от развлечений матросов. Вы не член команды, помните об этом. А вашу двойную долю мы, если что, с удовольствием разделим между собой, вот как долю Грека. Томазо, иди со мной.
Тяжко вздохнув, Тихий Томазо поплелся за капитаном. Диего вытер лезвия ножа и стилета о камзол и направился к камбузу. От его глаз не укрылось, что предпочитавший быть незаметным Фламель успел нырнуть туда еще до появления О’Лири.
— Вот ваш нож, мсье Никола, и с ним моя благодарность. — Диего впервые спустился в это крохотное, душное помещение с печкой, небольшим столом и второй дверью, ведущей в общий трюм. — Вы заняты?
— Чем?! — с неожиданным возмущением ответил вопросом на вопрос Фламель, нарезавший мясо крупными ломтями. — Чем я могу тут быть так уж занят? Мы взяли копченого мяса, сухарей, немного лука и чеснока и пять бочонков рома. Ах да, в трюме еще стоит ларь с мукой, капитан любит оладьи. Матросы натащили фруктов, но все они или будут съедены в течение трех дней или испортятся. Это меня вообще не касается! Я слышал, что на многих кораблях возят коз ради молока, кур ради яиц, но не на «Монморанси». Честно говоря, я вообще не понимаю, зачем им повар.
— А вино в вашем ведении? — Диего подумал, что в этом был бы хоть какой-то толк. — Я видел у капитана бутылку неплохого андалусийского.
— Вино в ведении капитана, ром в ведении боцмана, — ответил Фламель и принялся точить ножи. — На ужин я раздам сухари и солонину, вот и все мои обязанности как повара. Утром принесу оладьи для капитана и для вас. Предупреждаю: масло купили скверное, молока и яиц нет. Как можно так питаться?! А это мясо? Я уверен, при такой погоде оно начнет попахивать уже через неделю. Его коптили буканьеры, а они люди безграмотные, обязательно или слишком высоко повесят, или сожгут. Я имел счастье с ними пообщаться, нарвался на отряд этих буканьеров-браконьеров, пока шел по побережью.
