Джон Норман - Звери Гора
Разумеется, Сентий из Коса тоже являлся знатоком гамбита убары. Он мастерски разыгрывал его и за желтых и за красных. Теперь Сентию придется отчаянно бороться за ничью. Вряд ли у него это получится.
Большинство мастеров каиссы знают это начало на несколько ходов вперед в сотнях вариаций. Между тем Сентий неподвижно сидел за игровой доской.
— Почему он не ходит? — взволнованно спросил кто-то.
— Не знаю, — сказал я.
— Наверное, собирается сдаться, — предположил сидящий впереди человек.
— Ожидалось, что Скорм разыграет начало двух тарнсменов.
— Так бы онг и сделал, — ответил другой человек, — с более слабым противником.
— Скорм не хочет рисковать, — подытожил кто-то из зрителей.
С последним утверждением было трудно поспорить. Скорм из Ара слыл ко всему прочему весьма расчетливым человеком. Он понимал, что его противник входит в пятерку сильнейших игроков планеты. Несомненно, лучшие дни Сентия из Коса прошли. Последние годы его партии уже не выглядели такими боевыми и напористыми, как прежде. Он упорно искал за доской каиссы неведомые ранее комбинации, порой вызывая недоумение у опытнейших членов касты игроков. Пожалуй, на Горе были мастера, имеющие более высокий рейтинг, между тем именно Сентий считался основным противником Скорма на пути к званию чемпиона. Люди видели в нем мыслителя и философа каиссы.
Слава Сентия принижала авторитет Скорма. Скорм утверждал, что разотрет, противника в порошок, и вместе с тем собирался играть крайне осторожно. Выбор гамбита убары лишний раз подчеркивал серьезность его намерений. Скорм собирался играть, как убийца. Он будет беспощаден и не допустит ни малейшего риска.
Сентий из Коса задумчиво смотрел на доску. Казалось, предмет его размышлений не имеет никакого отношения к партии. Он протянул руку, словно собираясь пойти копьеносцем убары, потом медленно опустил ее.
— Почему он не ходит? — пронеслось по толпе.
Сентий из Коса смотрел на доску.
В любом случае, примет он гамбит убары или нет, надо ходить копьеносцем на убара-пять. Только так можно воспрепятствовать дальнейшему продвижению копьеносца противника и обеспечить хотя бы относительный контроль за центром. Следующим ходом желтых будет продвижение копьеносца тарнсмена на поле тарнсмен-пять с атакой на копьеносца желтых. Тогда у красных будет выбор: принять гамбит и взять копьеносца желтых или отклонить гамбит и защитить своего копьеносца. В любом случае не следует удерживать выигранного в начале игры копьеносца.
Все с нетерпением ждали, когда Сентий сделает ход копьеносцем убары на поле убара-пять, чтобы Скорм продвинул копьеносца тарнсмена на поле тарнсмен-пять, после чего Сентий сможет либо принять, либо отклонить гамбит.
— Он что, не понял, что время пошло? — не выдержал кто-то.
Вообще-то было странно, что Сентий задумался на первом ходу. Время пригодится ему в середине или конце партии.
Песок вытекал из часов Сентия.
Если бы Сентий прикоснулся к своему копьеносцу убары, он был бы обязан сделать им ход. Следует добавить, что, если игрок оторвал руку от своей фигуры, она остается на той клетке, где это произошло, если, конечно, данный ход не является нарушением правил.
Но Сентий из Коса не прикоснулся к своей фигуре. Это не зафиксировали ни судья, ни главный арбитр матча.
Спустя некоторое время, не глядя на Скорма из Ара, Сентий сделал свой ход.
Я видел, как перекосилось лицо одного из арбитров. Скорм из Ара уставился на Сентия из Коса.
Сентий из Коса повернул рычажок на часах, и потекло время Скорма из Ара.
Мы видели, как ошеломленные подмастерья перевесили на огромной доске копьеносца убара на поле убар-пять. Сентий сделал ход не от убары, а от убара.
Другими словами, он поставил его под бой.
Растерянные зрители молчали.
— Неужели он собирается играть против Скорма центральную защиту? — наконец произнес кто-то.
Это было невероятно. Развалить центральную защиту мог любой ребенок. От нее отказались столетия назад. Слабость ее заключалась в том, что красные слишком рано выводят в центр своего убара весьма ценную фигуру, стоящую девять очков. Желтым остается лишь нападать на него средними фигурами. В результате желтые развиваются и захватывают стратегические позиции, а красные прячут своего убара и безнадежно теряют темп.
Центральную защиту не играют ни в одном сколько-нибудь серьезное турнире.
И тем не менее именно это начало избрал Сентий из Коса.
Мне это показалось интригующим. Бывает, что большие мастера находят неожиданные решения в старых, отвергнутых началах. Иногда в заброшенных шахтах остается немало золота. Играющие на уровне мастера обычно делают первые двадцать ходов, почти не думая. Причиной тому является доскональная проработка дебютных вариантов. По сути дела, игра как таковая часто начинается лишь после двадцатого хода.
Я посмотрел на огромную доску.
Скорм, как я и ожидал, взял красного копьеносца.
Многие вошедшие в историю партии начинались с забытых или редко играемых дебютов.
Как бы то ни было, Сентий из Коса решил играть против Скорма из Ара центральную защиту.
Напряжение нарастало.
Сентий из Коса не стал брать фигуру противника своим убаром.
Ошеломленные зрители оцепенели, когда он продвинул копьеносца тарнсмена убара на поле тарнсмен-четыре.
Ничем не защищенное поле.
Это была не центральная защита. Люди растерянно переглядывались. Сентий из Коса уже проиграл одного копьеносца.
Большинство мастеров не стали бы продолжать партию, проигрывая копьеносца Скорму из Ара.
Между тем под боем оказался еще один копьеносец красных.
— Копьеносец берет копьеносца, — прошептал сидящий рядом человек.
Теперь красные проигрывали двух копьеносцев. Им не оставалось ничего другого, как выдвигать всадника убара, чтобы развить посвященного и напасть им на копьеносца желтых.
— Нет! Нет! — закричал купец из Коса.
Сентий из Коса продвинул копьеносца писаря со стороны убара на поле писарь-три.
Еще один копьеносец оказался под боем.
Несмотря на выигрыш ста золотых тарнов, меня охватила ярость.
Скорм из Ара с презрением посмотрел на Сентия из Коса.
Затем он перевел взгляд на судей и арбитров. Они отвернулись.
Команда Коса покинула сцену.
«Интересно, — подумал я, — сколько золота получил Сентий за то, что предал каиссу и родной остров? В принципе он мог сделать то же самое гораздо тоньше и деликатнее, „ошибиться“ где-нибудь на четырнадцатом или пятнадцатом ходу так, чтобы со стороны все выглядело как досадный промах и даже люди из касты игроков не смогли бы с уверенностью сказать, был ли в этом умысел или нет».
