Юрий Никитин - Башня-2
Она улыбалась, летала с птицами, а когда распахнула удивленно глаза, рыжеволосый герой сидел за столом, перед ним целый ворох бумаг, он разглядывает их пристально и сердито. На лбу морщинка стала глубже, а складки у губ отвердели и вздулись твердыми валиками.
Диван под ней скрипнул. Олег тут же обернулся, в зеленых глазах отражались искорки от люстры.
— Проголодалась?
— Я… — пролепетала она. — Я… спала?
— Да пустяки, — сказал он великодушно. — Всего-то часиков шесть-семь. Ерунда.
Она вскочила, как подброшенная пружинами:
— Вот так?.. Голая?
— У тебя хорошая фигура, — заметил он равнодушно. — Не такая уж и толстая… И почти не храпела. А что рожа перекосилась, так кто видит? Я, к примеру, не обращал внимания даже на слюни, что промочили всю подушку.
Она кинулась на него с кулаками. Сильные руки перехватили, она со всхлипом ударилась о широкую горячую грудь, с огромным трудом преодолела желание прижаться, спрятаться там внутри, уперлась кулачками, кое-как отстранилась.
— Над чем ломаешь голову?
— Удалось разыскать карты.
— Этих туннелей?
— Это не туннели, а Метро-2. Оно намного ниже первого, явного. Зато из этого тайного можно проникнуть как в обычную сеть метро… практически в любом месте, так и в любое здание. По крайней мере, в пределах Садового кольца — в любое, а за пределами — в любое старое.
— А новые? — спросила она невольно.
— И в любое новое, — сказал он так же буднично. Зевнул, потер усталые глаза. — Только в новые правительственного ранга, банковские или дома элитные проще простого, это предусматривалось сразу, а в дома обычные… чуть труднее.
Она сказала пораженно:
— И что же… Никто из москвичей даже не подозревает, что существует не одна линия метро, а две? Он слабо усмехнулся:
— Почему две?
Она вскинула брови:
— А что, есть еще?
— Конечно. Самая ранняя сеть подземелий — это система подземных ходов. Их начал еще Иван Калита. А при Иване Грозном так вообще стало что-то вроде метро! Правда, пешеходного. Не только тайные выходы для доносчиков, лазутчиков, но и сам царь хаживал подземными ходами за пределы города. Можно тайно перебросить отряды, брать воду из тайных источников воды, там у него были самые разные хранилища… Да что там Иван Грозный! Еще больше тайных складов у монастырей, что служили одновременно и крепостями. Не все вырубывались для этих целей, чаще — приспосабливали опустевшие каменоломни…
— Я слышала о библиотеке Ивана Грозного! — воскликнула она.
Он вяло отмахнулся:
— Это здесь, поблизости. Я все хотел перетащить ближе к поверхности, чтобы наконец нашли. Увы!.. Сразу хлынут толпы прекраснодушных идиотов. Искать Александрийскую библиотеку, например. Или сокровища атлантов. Нашли же руины Гиперборейского царства за Полярным кругом…
Юлия воскликнула:
— Но как же!.. Да как ты можешь!.. Да это же неоценимое сокровище!
— Бред, — буркнул он. — С полсотни книг с устаревшими медицинскими рецептами, книга по ворожбе, различные методы допроса, несколько томов с описанием, как шить хомуты, делать оглобли, гнать деготь, ловить диких коней в окрестностях Московии, изготавливать батоги для заплечных дел мастеров и простые кнуты для пастухов… А также подробное описание, как ловить птиц Сирин, Гамаюн, Алконост…
Он зевнул, потер усталые глаза. С раскаянием она вспомнила, что ему досталось больше, чем ей.
— Ладно, — сказала она, — убери лапы. Перекусить ничего не осталось?
— Все, что душа пожелает. Это плата за риск, как понимаешь…
Одеваясь, она бурчала:
— Из-за чего риск, ума не приложу… Я понимаю, когда бьются из-за женщин, денег, власти!.. Весь мир из-за этого расшибает лбы. Правда, из-за женщин уже не стучат рогами, романтика ушла с рыцарями, но зато из-за денег и власти сколько преступлений!
Он встал из-за стола, пошатнулся, тут же рухнул на диван во весь рост, потянулся до хруста суставов.
— Тем более, — сказал он с зевком, — у кого деньги и власть, у того и современные женщины!
Она огрызнулась:
— Как будто так было не всегда!
Он покачал головой:
— Ты же сама сказала, были и романтичные времена. А что сейчас такая странная война… В мире как раз острый недостаток идей, а не денег или власти! Раньше был один фараон, остальные — рабы, а сейчас много вершин: финансовых, спортивных, поп-звездных… Есть такое слово?.. Когда можно огрести кучу денег, а с ними и власть. Так что власть есть… но нет людей, способных создать нечто новое, захватившее умы и сердца, подобно христианству или исламу…
Она фыркнула:
— Это, в самом деле, так трудно? А где все эти академики, доктора наук? Если даже сын плотника смог…
Он слабо удивился:
— Какой это сын плотника?.. О ком ты?.. А, совсем голова не работает, прости. Ночь была нелегкой… да и день не легче. Дети, как же вы все понимаете буквально!
Она вскинула брови:
— А что не так?
— Сын плотника, — пробормотал он. — Рационалисты!.. Если плотник, то, выходит, дерево тесал?
— Ну не камень же, — оскорбилась она. — Тех называют дикарщиками, я знаю!
У него был такой вид, что вот-вот скажет: Как сейчас помню, не был ни плотником, ни сыном плотника, но лишь потянулся еще слаще, зевнул с завыванием. Пробор-мотал совсем сонным голосом:
— Даже сейчас говорят про одних, что неотесанные, а про иных, пообтесались, мол. Или их пообтесал кто-то. А кому-то хоть кол на голове теши… На востоке Творца обычно называли гончаром. И человека вылепил из глины, и весь мир. Гончар — первый из творцов. Каменщик — это уже ступень повыше, он из обожженной глины строит тюрьмы и храмы, а также — новые общества. Их до сих пор зовут масонами… Ну а плотник — это ступенька еще выше. Не хочешь думать о чем-то очень высоком, тогда… ну, если очень приземленно, то что-то на уровне полковника иезуитов, епископа христиан, тайного советника Третьего отделения, доктора наук по философии… гм, трудно подобрать точное соответствие, но во всяком случае, отец Иисуса… ха-ха!.. никогда не строгал доски рубанком. Если бы ему сунуть в руки рубанок, уронил бы на ноги.
— Но как же… Все легенды, предания, тексты Евангелия…
Он вяло отмахнулся:
— Мир был поэтичнее. Все пушки прошлых веков в единорогах, орлах… А какие барельефы, где бьются римляне со скифами, загляденье!.. В учебниках географии на рисунках толстенькие такие ветры дуют с небес, гоняя тучи… Народ понимал мир не так грубо, как сейчас. Везде была разлита поэзия, двусмысленность… Черт, нет даже слов, чтобы объяснить. В каждой строке Корана семь смыслов, но так было почти в каждом древнем рассказе… Но нет такого слова, как семисмысленность. И когда все понимается буквально, мне просто неловко за таких идиотов… Правда, такая же участь ожидает через пару тысяч лет современные анекдоты, построенные на игре слов, на иносказании, намеках… — Он зевнул снова, веки медленно смыкались. — Кол на головах тесал, — пробормотал он. — Плотник… Мудрецы…
