Терри Донован - Долина дикарей
Это было невыносимо больно. Так же больно, как человеку, когда его четвертуют, но человек может умереть от боли и прекратить мучения, а Тахор умереть не мог. Это был самый ужасный из даров отца — бессмертие. Отец обещал, что когда-нибудь Тахор научится умирать, но пока этого не происходило. Пока он даже не умел терять сознание. И спать тоже не умел.
Кусок бедра Тахора дотолкал первого из спрутов и тот медленно закружился в лаве. Теперь следовало действовать как можно быстрее. Один за другим, благодаря неимоверным усилиям Тахора, мертвецы погружались в лаву, образовывая плавучий мост через огненную реку. Мост относило течением, но достаточно медленно, чтобы мост постепенно приближался к другому берегу.
И в тот момент, когда последний из спрутов погрузился в лаву, мост был полностью выстроен.
Тахор вскочил и бросился к мосту, чтобы удержать его со своей стороны, а навстречу ему поспешила его недостающая часть, изрядный кусок бедра. Перебравшись, кусок сначала прыгнул хозяину на голову, и только потом уже спустился на место и врос.
Боль прошла. Тахор вздохнул с облегчением. Нет, все-таки бессмертие, это не такой уж ужасный дар, каким он, кажется, во время приступов боли. И в некоторых случаях, в общем-то, даже весьма приятен.
15Тонкий слой воды, как оказалось, падает на некотором удалении от стены, минуя карниз,
Обезьяна, шедшая по карнизу, вдруг куда-то исчезла, затем появилась вновь.
— Там ход! — сказал Конан.
Обезьяна быстро пробормотала что-то на своем языке и скрылась. Гизелла поторопилась последовать зверьку, она слишком устала чувствовать за спиной пропасть — и снова, как в самом начале, едва не сверзилась в нее.
— Осторожнее! — крикнул Конан.
Гизелла остановилась.
«Так, — сказала она себе, чувствуя сильную дрожь в коленках, — торопиться не нужно. Особенно, когда путь чересчур узкий и скользкий. Это как путь через мост смерти. По обе стороны от которого пропасти на дне которых преисподняя, кругом кривляются и кричат воплотившиеся в уродцев грехи, пытаясь совлечь идущего, а впереди светит прекраснейший образ рая.
— Ну? — нетерпеливо сказал Конан.
— Уже иду, — отозвалась Гизелла.
Она улыбнулась. Значит, не одной ей хочется поскорее оказаться в относительной безопасности! Войдя под водопад, Гизелла почувствовала на теле ледяные брызги. Они соединялись в капли и ледяными дорожками ползли по спине и ниже. Как ни странно, Гизелла даже испытала некоторое удовольствие, Значит не зря Тахор говорил, что она полюбит боль. И даже помощь Тахора не понадобилась. Обезьяна снова высунулась. Гизелла вдруг обнаружила, что дошла. Выход был здесь. Он представлял собой небольшой лаз, в который человеку можно было втиснуться только ползком.
— Ну что там опять такое, принцесса? — спросил Конан.
— Тут ход. Но очень маленький. Где-то на уровне моих колен.
— Ну, так вползай! — поторопил Конан.
— Я не уверена… Я не знаю, как. Если я попытаюсь согнуться, чтобы попасть в него головой, я почти всем весом буду над пропастью, и всей спиной в ледяной воде.
— Ничего подобного. Тебе просто надо остаться стоять на одной ноге. Развернись боком, опусти одну ногу с карниза, присядь и вползай, — объяснил Конан.
Гизелла покраснела. Хорошо, что в красном свете он этого не видит. Какая же она глупая, что не додумалась до этого сама! Она поступила так, как советовал киммериец, с трудом, но все же оказалась на четвереньках в лазе. Преодолев несколько шагов, она вспомнила, что голая, и покраснела еще больше. Он же все увидит! Какой стыд для принцессы!
Это заставило Гизеллу двигаться быстрее. Может быть, лаз кончится, прежде чем Конан догонит ее. Но киммериец тоже спешил.
Хорошо, что тьма сгустилась раньше, чем Конан приблизился! Главным виновником быстрого наступления тьмы являлся он сам, закрыв собой доступ свету. Обезьяна пищала где-то впереди.
Гизелла уже совсем ничего не видела. Но продолжала двигаться с прежней скоростью. Лаз повернул, потом вдруг кончился. Гизелла уперлась головой в стену. Обезьяна вскрикнула вроде бы сверху. Принцесса выпрямилась. И почувствовала, как Конан взял ее за плечо.
— Теперь я пойду впереди, — сказал он. — Похоже, нам надо подниматься. Но зато здесь можно почти выпрямиться. Я воспользуюсь мечом, чтобы прощупывать путь перед нами.
Меч лязгнул о камень. Гизелла вздрогнула.
— Надеюсь, малыш не вздумает возвращаться за нами, а то напорется на мой меч, — сказал Конан и двинулся вперед.
Гизелла протянула вперед руку и ухватилась за его набедренную повязку.
— Не сейчас, принцесса, — заявил киммериец.
Гизелла с возмущением отдернула руку. Этот варвар просто обожает говорить непристойности. Она хотела бы приструнить его, но не могла найти подходящих слов.
Некоторое время они молчали. Потом Гизелле показалось, что светает. Или это обман зрения?
Она вдруг услышала знакомый шум. Неужели они снова вернулись к водопаду в большой пещере?
— Слышишь? — спросил Конан.
— Вода, — сказала Гизелла.
— Но мы точно не могли вернуться к водопаду, — заявил Конан.
Свет, который, как вскоре оказалось, не был обманом зрения, был здесь другой, не красный свет огненных улиток, а белый, словно дневной.
Сердце Гизеллы сжалось от надежды.
— О, как бы я хотела… — пробормотала она.
Она вдруг почувствовала холод и голод. Долгое время она не помнила о них, а тут они пришли вместе разом и принялись измываться над телом принцессы. Она задрожала. Слезы потекли у нее из глаз.
Обезьянка впереди громко и радостно заверещала. Конан ускорил шаг.
— Гизелла, смотри! — воскликнул он.
И действительно было на что смотреть. Выйдя из узкой шахты, они оказались в начале огромной пещеры, которая тянулась, сколько можно было видеть. По дну пещеры текла широкая река с чистой прозрачной водой. А сверху, в несколько отверстий проникал солнечный свет. Пещера была словно анфилада, потолок которой поддерживается солнечными столбами. И стены сверкали мириадами разноцветных минералов!
Слезы хлынули из глаз Гизеллы. Она поймала себя на том, что по-детски счастливо улыбается.
— Солнце! — сказал Конан. — Значит, скоро мы выберемся отсюда.
Гизелла посмотрела сначала на киммерийца потом на солнечную анфиладу. И то, и другое, в сочетании с только что сказанными словами вернуло принцессу к насущным проблемам,
Мысль о реальности вытеснила из ее ошалевшей; головы детское счастье от маленькой радости и ткнула носом в трудное и неприятное будущее.
— Мы полезем по этим отвесным стенам? — спросила она, уже зная очевидный ответ.
