Юрий Никитин - Откровение
Олег задумчиво смотрел на раскрасневшееся лицо молодого рыцаря. Вздохнул, тряхнул головой, словно отгоняя вьющиеся над ним как мухи думы:
— Ну, это ваша церковная брехня, что Мафусаил прожил бесполезно. Это выгодно так церкви рассказывать... На самом деле даже имя его значит «убивающий мечом». Он доходил до пределов земли, чтобы узнать у своего деда Эноха о предстоящем потопе, а умер перед самым потопом. Кстати, сам потоп был отсрочен на неделю из-за траура по Мафусаилу... Такие почести пустоцветам не оказывают! Но я понял, что ты хотел сказать. Готов рискнуть не только жизнью, но и душой, только бы вызволить... вызволить Ярославу. Или хотя бы попытаться вызволить. Так?
— Так! — выкрикнул Томас. Лицо его было бледным, — разве не видишь, что мне жизнь без нее не жизнь? Она... сама чистота, сама святость! Недаром же Непорочная Дева так помогла тогда, ибо чуяла и в ней непорочность...
Олег раздраженно отмахнулся:
— Да брось ты о непорочности, о своих чудесных зачатиях!.. Подумаешь, чудо.
Томас подскочил, словно вместо тяжелого железа обнаружил на своих плечах старую волчью шкуру:
— Ты думаешь, что говоришь? Такое никогда и нигде...
— Да ну?.. — сказал калика саркастически. — Гильгамеш был зачат и рожден девой, запертой ее отцом в башне, Заратуштра родился от стебля травы, Конфуций — от драгоценного камня, Яо — от красного дракона, Шэн-нун — от горного духа, а все Рамзесы, Аменхотепы, Саргоны? В Греции вовсе боги так шкодили с земными женщинами, что половина тамошних царских домов ведет род от... непорочного зачатия! Да что там какая-то вшивая Эллада... У нас на Руси все девки, от царевны до простой рыбачки, то и дело зачинают то от съеденной рыбы, то от зернышка, то от купания в воде, то от ветра, от лучей солнца... Рассвирепевших родителей это, правда, не убеждает, тут же за кнут, а еще и ворота в дегте, так что корзины плывут по всем рекам, заморишься вылавливать, но куда против правды?
Томас ошарашено пробормотал:
— Ну тогда... это... прости, я ж не знал! Так у вас прямо святая страна...
— Ее так и зовут, — подтвердил Олег, — Святая Русь! Потому столько юродивых и дураков.
— Даже жаль, что я так мало там побывал, — сказал Томас с сожалением.
— Конечно. Умному в стране непуганых дураков только и показать себя. Правда, ты тоже этот... ну, рыцарь. Зато вон как сверкаешь в доспехах, а у нас и люди, и вороны любят все блестящее!
— Ну... у нас тоже, — сказал Томас осторожно. — И чтоб перья, перья на шлеме... Яркие! А что?
Калика внезапно хлопнул ладонью по столу:
— Да ладно, перья так перья. Больше тянуть — все потерять. Вели седлать коней. Выступаем сейчас же.
Томас дернулся, глаза испуганно прыгнули за окно на заходящее солнце:
— Уже вечер...
Калика от удивления переменился в лице:
— Что с тобой? Разве не за Ярославой едем?
Томас сказал несчастным голосом:
— Сэр калика... Тебе все равно гореть в огне, а я христианин! Сегодня день святого... черт, как же его... но сегодня нельзя садиться на коня, обнажать оружие, нельзя начинать какие-то дела, а можно только заканчивать.
Калика смотрел, раскрыв рот. Когда опомнился, сказал почти враждебно:
— Ты что, иудей?
— Почему вдруг? — оскорбился Томас. Он брезгливо оглядел себя, чем это он, благородный англ, похож на презренного иудея.
— Это им вера запрещает работать в субботу. Ах да, ваша вера тоже иудейская.
Томас оскорбился еще больше:
— Наша вера — христианская!
— Как будто Христос и все его пророки не иудеи! А во всех молитвах нынешние англы не поют: «Славен наш бог в Израиле»! Черт бы побрал вас, христиан. Тогда считай, что мы лишь заканчиваем. Свадьбу заканчиваем!
Томас чуть повеселел, в глазах появилась надежда, но опомнился, вздохнул так, словно поднял своего коня вместе с седлом и попоной:
— Но нельзя и садиться в боевое седло.
— Пойдем пешком, — предложил Олег.
— Да, но... далеко ли уйдем? Я ведь не дикарь в волчьей шкуре, я человек. А человек должен быть в железе! Я без него что голый. Век на дворе железный, если ты еще не заметил за поисками Истины. А утром на конях все равно наверстаем.
Калика плюнул ему под ноги, ушел вконец рассерженный. Томас, чувствуя себя одновременно и виноватым, и исполненным гордости за cтойкость в христианских добродетелях, велел коней усиленно кормить отборной пшеницей и поить ключевой водой.
Томас отослал рыцарей, а сам, оставшись один, снова ощутил такое отчаяние, что как воочию увидел свои руки, вонзающие острый меч себе в грудь. Нельзя бросаться словами, как нельзя произносить клятвы или обещания всуе. Не подумав, брякнул, ибо звучало хорошо, красиво, и удар меча вслед за ответом «да» был хорош настолько, что рыцари со смехом пересказывали друг другу трое суток...
И вот теперь расплата...
За дверью слышалось негромкое позвякивание, даже легкое царапанье, словно с той стороны кто-то пытался приложиться к двери ухом, не снимая шлема. Томас подумал горько, что на этот раз не помешают... Но калика сказал, что все еще можно попытаться освободить Ярославу!
Он подошел к двери, рывком распахнул. Рыцари отскочили, вытянулись. Томас спросил тревожно:
— Что с доблестным сером Олегом из Гипербореи? Он не уехал?
Рыцари переглянулись, один ответил, опустив глаза:
— Я только что видел его во дворе.
— Что он.... делает?
Рыцарь ответил с достоинством:
— Ваш странный гость хотел было перековать коня перед дорогой... но я объяснил, что в день святого Боромира нельзя заниматься никакой работой.
Томас поморщился, спросил с опаской:
— Что он сказал?
Рыцарь переступил с ноги на ногу, покосился на других. Те сделали каменные лица.
— Ну... не очень много.
— Да? — переспросил Томас недоверчиво.
— Но выразительно.
Томас поспешно отступил и закрыл дверь.
Рано утром Олег с насмешливым одобрением наблюдал, как одевают Томаса. Он уже был похож на металлическую статую, но на него одевали еще и еще, скрепляли, уже и лица не видать, только синие глаза поблескивают в узкую щелочку. Что ж, человека, который готов таскать на себе такую тяжесть, можно уважать уже за то, что готов к нелегкой дороге.
Макдональд собирал сюзерена деловито, умело, с достоинством старого бывалого воина. Цыкнул на священника, тот робко заглянул в комнату:
— Мой король, на вас креста нет... А я принес освященный в купели!
Томас движением длани заставил замолчать. Макдональд все же смотрел вопросительно, христианский рыцарь без креста, что черт без рогатины, и Томас нехотя ответил:
— У меня свой. Невеста подарила... Вульф, подай из ларца!
Оруженосец принес массивный крест, размером с ладонь, толстый, из
