Владимир Лещенко - Тьма внешняя
Про себя же подумал, что, пожалуй, сейчас как раз наступил в его жизни момент, когда недурно прислушаться к совету искусственного интеллекта. Тем более, что хотя мертвая материя и не сравниться никогда с человеческим разумом, но все таки в линейно-логической обработке данных их машинам равных нет, пожалуй, во всей вселенной. Так что не следовало бы вот так сразу сбрасывать со счета результаты, полученные сумматорами тенденций…
Он посмотрел на Таргиза, равнодушно созерцавшего на своем экране сообщение блока.
Нет, он не отступит. Во всяком случае, так должно быть, если конечно Наставник действительно знает своего ученика. Тем более, не может отступить он. Просто не может, и все. Так что предоставим событиям течь своим чередом.
И, в соответствии с правилами и законами займемся отработкой версий, предложенных машиной.
Итак – что вообще это может быть? Ну, попытку некоей третьей силы подчинить себе фактотум, можно смело отбросить. И ссылки Хикари – сана на те события, тут просто неуместны – там была цивилизация третьего порядка, как никак.
Будь это мир Левой Руки, он, пожалуй, мог бы заподозрить какие-нибудь специфические манипуляции с бренными останками Носителя (если не принимать во внимание то, что они, – сто против одного, не уцелели). Но в данном месте законы магической физики практически не действуют.
Стало быть, это можно исключить…
Какая-то смутная, неоформившаяся мысль возникла в сознании Зоргорна; возникла и почти сразу пропала.
Все же интересно – связаны ли предыдущие странности фактотума с нынешним положением? Все может быть. Пожалуй, тут бы весьма пригодились знания и опыт Марии Тер-Акопян. Ходатайствовать, что ли, о ее возвращении в группу?
Ладно, это надо будет еще обдумать. Потом. А пока продолжим работу.
Глава 9
…Сознание возвращалось мучительно долго, все время куда-то ускользая.
Всякий раз Владислав пытался удержать его, очнувшись, но как ни старался открыть глаза, ничего вокруг не видел. Но мало-помалу все же пришел в себя.
…Их настигли на рассвете. Конь выдохся, хрипел, как тяжелораненый, с оскаленной морды срывались клочья пены. Галопом, да еще двух седоков на себе выдержать… Владислав дивился, как животина не пала еще раньше, когда продирались через дремучий лес где в высокой траве прятались упавшие деревья и промоины. Матвей был жив, и даже в сознании. Он даже иногда отпускал напряженные шутки, пусть и время от времени постанывал.
Слава Богу, во всяком случае его спутник не отдал Богу душу, во время этой безумной гонки по лесу. На их пути ни разу не оказалось вооруженных людей, и ни одна стрела – ни то что не попала – даже не чиркнула рядом. Видать, сама длань Господня вела путников через чащу.
Но если так, то почему Бог оставил их именно теперь? Он совсем было уже собрался остановить запаленную лошадь, как за спиной послышался топот сразу нескольких всадников, и крики, которыми те понукали скакунов. Владислав вновь послал коня в галоп.
И почти сразу ноги измученного животного подломились и оба всадника слетели наземь. Вскакивая, преодолевая острую боль в боку (Пся крев! Кажется рёбра!), силезец увидел натянутую между двумя деревьями веревку. Он еще заметил рванувшиеся из за кустов фигуры, и даже успел потянуться за мечом Матильды. Но тут на его голову обрушился тяжелый удар. Сквозь нахлынувшую темноту он еще расслышал какие-то крики и гневные возгласы над головой. А потом разум сокрыла пелена глухого всепобеждающего забытья и он провалился в него, как грешник, рухнувший на самое дно преисподней. «Только бы Матвей не убился!» – была его последняя мысль.
Но вот, кажется, сознание вернулось к нему окончательно. Мучительно саднило в боку. Падение с лошади было отнюдь не мягким. Дышится тяжело – да, определенно сломано как минимум одно ребро. В голове, по которой здорово съездили, отдается тупой болью каждое неловкое движение, и тошнота временами подступает к горлу.
Но почему вокруг так темно?
Или…неужто его ослепили?!
При этой мысли он еле-еле не взвыл от ужаса. Владислав, морщась от боли поднял руку, ощупал лицо. Глаза, слава Богу, на месте. Кое-как приведя мысли в порядок, он принялся на ощупь изучать место, куда угодил.
Довольно скоро выяснилось, что он лежал на сыром дощатом полу, и спертый душный воздух неопровержимо свидетельствовал, что это подземелье.
Должно быть, он где-то в погребе, или подвале. А где же Матвей? Что с ним? Они же были вместе прежде чем… Прежде чем слуги Люцифера вновь пленили их. Но слуги ли Люцифера? У тех и своих забот хватало, отбивались от кого-то. Знать бы – от кого? Кто теперь их пленитель? И где, черт подери Матвей? Неужели погиб?
Страх вновь охватил Владислава.
Жив ли он, этот отважный русин, или лежит где-нибудь, как падаль, и вороны уже выклевывают его помутневшие глаза?
– Матвей?! – бросил Владислав в пустоту.
В ответ где-то рядом раздался стон.
– Жив, витязь! – воскликнул силезец радостно. – Жив, Матка-Боска и матка бесова!!
– Жив, как будто, – тихо послышалось в ответ. – Где мы?
– Да матка бесова его знает где, – ответил Владислав. – Одно знаю, пока еще живы.
Поляк медленно поднялся – боль отозвалась взрывом цветных искр перед глазами.
– Странно, не связали даже…
Он осторожно прошелся, держась за сырые стены неровного камня, пытаясь хотя бы определить размеры их тюрьмы. Семь шагов в любую сторону – стена. Напротив, чуть подальше – то же самое. Хоромы тесноватые. А вот и выступающие наличники. Здесь дверь.
– Кто бы вы ни были, откройте! – он забарабанил кулаками по склизлым доскам; каждый удар отдавался в боку и голове.
Хозяева узилища не спешили порадовать гостей своим присутствием. Лишь спустя время раздалось недовольное бормотание и кто-то по ту сторону проворчал
– Кому еще не сидится спокойно? Ты что ли, предавшийся, Нечистому? – раздалось из-за двери. – Сиди себе до суда. Суд у нас скорый – вздернут на виселице и всего делов. Умрешь, стало быть, без пролития крови. Ты и дружок твой; смотри только как бы не кончился раньше.
Судя по акценту, говоривший был откуда – то с северо-западных земель недоброй памяти Немецкого рейха: какой-нибудь франконец или, может, вестфольдинг.
– Постой, а вы-то кто? – удивился поляк.
– Мы – в голосе стража послышалась явная гордость – мы слуги великого герцога Константина, милостью божьей владыки этих земель, защитника веры и искоренителя всяческого зла! Всякий враг истинной апостольской церкви – враг ему, и нет ему иной участи, кроме смерти! Мы нещадно уничтожаем дьяволопоклонников, и прочих… – охранник, не иначе, цитировавший наизусть проповедь ротного капеллана, крякнул, запнувшись, – что-то я разговорился с собой, бесово отродье.
