Джорджия Лэнгтон - Рыжий Ястреб
Бриан несмело взглянул на стигийку. Ее темные глаза, в которых невозможно было отличить зрачок от радужки, повлажнели. Женщина провела языком по сухим бескровным губам и произнесла загадочно:
— Полагаю, что ты не вздумаешь отказаться…
Не сводя глаз с оцепеневшего немедийца, Михар отстегнула пояс и сняла прозрачную короткую юбочку. Мотнув головой, она откинула назад свои блестящие волосы — то единственное, что было у нее действительно достойным восхищения.
С торжеством и вожделением смотрела Михар на мужчину, прекрасно сознавая, что ее власть над ним безгранична, и стоит ей сейчас приказать ему, он будет неутомим и послушен ей, а если не захочет — пожалеет, что родился на свет.
— Что ты думаешь обо мне? — промяукала Михар, подходя вплотную к немедийцу.
Бедняга еле разлепил губы. С тоской глядя на тощую и крайне неаппетитную плоть цвета незрелой оливки, Бриан вскользь подумал, что в сравнении с котом новая грелка несомненно проигрывает. Но он отчаянно взмахнул рукой: — Моя госпожа прекрасна!.. Михар в упор смотрела на немедийца, и ее взгляд недвусмысленно приказывал Бриану поторопиться.
Что-что, а чувство самосохранения, позволившее Бриану вовремя упасть в обморок перед Табасхом, было развито у немедийца сильнее прочих. «Если она останется мной недовольна, Фипона будет ждать сытный ужин», — безошибочно догадался Бриан. И неистребимая жажда уцелеть во что бы то ни стало оказалась на высоте. Она умудрилась вовремя скомандовать нужным органам, а те, не будь дураками, вовремя послушались.
Бриан принял в объятия свою грозную госпожу, взывая к Митре о прощении.
* * *Карела осторожно зачерпнула воды из родника и подала глиняную кружку Табасху. Он жадно глотал, проливая воду, и его безрукавка мгновенно потемнела. Бессильно откинувшись на толстый тюк, рядом с которым его посадил Эльрис, Табасх вытер лицо. Его посиневшие губы дрожали, а в глазах стояли слезы.
— Ты не мужчина, — презрительно буркнул Эльрис. — От боли нюни распустил, как изнеженная баба.
— Эльрис, прекрати сейчас же! — строго сказала Карела.
Она чувствовала к беспомощному Табасху почти материнскую нежность и считала, что должна непременно оградить его от бессовестных нападок офирца.
— Если бы я пускал слезы по поводу каждой царапины, которую получил в своей жизни, я выплакал бы глаза годам к семнадцати, — сухо возразил Эльрис. — Впрочем, я многого от него и не требую, чего можно ждать от грязного прохожего странника, к тому же больного падучей.
— Я здоров, — отозвался Табасх. — И никакой падучей у меня отродясь не было. Это все чары моей сестры! Я узнал бы их, в каком бы месте и в каком бы виде она их не преподносила. Мы с ней хорошо изучили друг друга еще в детстве. Она не уверена, что справится со мной, но знает, каково мне бывает от ее нападок.
По молодости лет Карела страдала любопытством. И, возможно, это была единственная из чисто женских черт, присущая ей в полной мере. Поэтому она уже открыла рот, чтобы задать вопрос, но поймала сумрачный взгляд Эльриса:
— Нас это не касается, Карела! Кто там с кем хочет справиться, это не наше дело. Боги они, демоны или просто недоумки — пусть разбираются между собой сами.
Карела встала, отошла от притихшего Табасха и решительно подошла к офирцу. Если рассудить здраво, Эльрис говорил дельные вещи, опираясь на свой немалый уже жизненный опыт. Двадцать пять лет для воина, взявшего в руки меч еще в нежном юном возрасте, это срок, достаточный для того, чтобы иметь право поучать пылких девушек, ничегошеньки не смыслящих в том, что такое магия.
Но Карела не признавала за Эльрисом этого права. Если даже покойного отца, от одного взгляда которого трепетали многие, Карела всего лишь слушала, но никогда не слушалась, что можно говорить об Эльрисе?
Да, Карела была готова признать, что в магии она понимала мало, но она твердо произнесла, глядя на офирца в упор:
— Если ты и вправду намерен и дальше сопровождать меня, тебе придется смириться с тем, как я отношусь к Табасху. Можешь думать о нем, что хочешь. Но не пытайся в чем-либо меня переубедить. Перестань задирать его. Я так хочу.
— Клянусь Митрой, Карела, ты еще пожалеешь об этом! — побледнел Эльрис, и рука его нервно ухватилась за рукоятку покоящегося в ножнах меча. — Этот таинственный пилигрим еще встанет у нас поперек горла! И тогда, возможно, будет поздно!
— Не стращай! Ты слышал мои слова, и иного не дождешься! — закончила Карела и повернулась к Табасху.
Тот уже вставал, поправлял безрукавку и поднимал свою сумку.
— Табасх, — начала Карела. — У нас две лишние лошади. Не хочешь ли отправиться в путь вместе с нами?
Темные, еще не оправившиеся от боли глаза, с нежностью взглянули на девушку:
— Нам не по пути, Карела. Мне жаль, но нам не по пути.
— Так ты идешь в Офир? — расстроилась Карела.
— Нет, не в Офир. Но и не в Замору, — неопределенно ответил Табасх.
— Что ж, тогда все равно, возьми одного коня, — предложила Карела. — Зачем идти пешком, когда можно ехать верхом.
— Благодарю тебя, а также… досточтимого Эльриса, — Табасх покосился на мрачного офирца. — …за то, что он до сих пор не снес мне голову своим грозным мечом. Но конь мне не нужен. Я никуда не еду, Карела. Дело в том, что я уже на месте. Теперь я знаю, что не ошибся и не сбился с пути. Если здесь рядом Михар, значит, и моя цель тоже рядом. Жаль только, что сестра оказалась на месте раньше, чем я. Но выбирать мне теперь не приходится.
Он забросил за плечо свою объемистую кожаную суму и молча склонил голову перед Карелой.
— Подожди, подожди-ка! — Карела схватила его за плечо. — Ты идешь прямо в лапы той женщины, что наслала на тебя муку? Ради чего? Не разумнее ли было бы избегнуть такой встречи?..
— Похоже, что наш пилигрим так же, как и ты, Карела, не обращает внимание на здравый смысл! — буркнул Эльрис. — Но позвольте заметить, нам давно пора двигаться в путь, и я хотел бы, чтобы вы поскорее распрощались.
Карела вздохнула: Эльрис был прав. Оставаться на тропе горного ущелья дольше было бессмысленно. Вещи были собраны, лошади напоены, Эльрис прекрасно держался на ногах… Она взглянула на Табасха, и слова прощания застряли у нее в горле. Темные глаза звали ее за собой. И преодолеть этот зов было почти невозможно.
— Табасх… — прошептала она, едва ворочая языком от внезапной слабости. — Что ты хочешь от меня? Куда ты меня зовешь?..
— Я не смею… Вернее, не должен этого делать, но… — Табасх облизнул губы и сглотнул. — Карела, ты не зря встретилась мне на этой дороге… Ты — мой добрый вестник. Если бы ты могла мне немного помочь…
