Владимир Лещенко - Тьма внешняя
«Вот и конец пришел, – почти без страха подумал силезец. От бесовского воинства ушли, а христиане, стало быть, повесят? А может, сам Бог сам решил за нас? Может, неугодно ему, чтобы мы сделали дело? Наказует человеков через нее, а мы идем, получается против?»
Ругнув себя черным словом, за неуместный богословский спор с самим собой, Владислав прикинул шансы к спасению. Его ведут не особо надзирая, даже не связали. Понятно, почему не связали. Вон, лучники с арбалетчиками вокруг насторожено смотрят на обреченных, да и прочего народа, вокруг, как мух на кухне. Только и ждут, как стрелу выпустить в слугу сатанинского. Ну, если сейчас схватить стражника – вот, хотя бы того, что горделиво задрав нос, шествует слева, оглушив, прикрыться им как щитом, а потом к тому арбалетчику справа, хватая Матвея… Нет, не успевает. Пока доберется до него, будет уже утыкан стрелами, как еж. Да и не будут они, чувствуется, жалеть своего, а на таком расстоянии стрела проткнет их обоих. А если…
Виселица была совсем уже рядом. Крепкая веревка, такая выдержит еще десятерых после Владислава.
И говорить этим что-либо бесполезно. Они слушать не станут, а если и выслушают, так только для того, чтобы посмеяться, или напоследок отходить плетью.
Рядом с орудием казни стоял длинный стол, застланный красным сукном.
За ним сидело несколько человек – толстый монах, тип в кафтане с тем же самым крестом в венке на груди – только на этот раз не нарисованным, а вышитым – видимо представлявший тут особу «герцога Константина» и еще несколько. Все по форме – обычный для земель уже сгинувшей империи герихт[61] с шеффенами и отирающимся здесь же палачом: чтобы не тратить время на исполнение высоких приговоров. Сколько раз он стоял перед точно таким же!
– Покайтесь грешники! – яростно закричал монах – видно он-то и был судья, – Покайтесь, прежде чем предстанете перед Судией Вышним!
– Каемся, каемся, – пробурчал стоящий рядом чернобородый (только сейчас Владиславу бросилось в глаза, что борода у него – точь-в-точь, как у Ирода. Владислав невольно встретился взглядом с ним, тот в ответ странно посмотрел на силезца, и подмигнул. Или показалось?
– А почему, святой отец, нас не сжигают, како положено нечестивцев богомерзких? – спросил вдруг чернобородый, обращаясь к распорядителю казни.
Монах, или кто там он был, задохнулся от ярости, даже побагровев.
За него ответил один из его помощников – одутловатый, невысокий, с медной чернильницей у пояса – секретарь, или писарь.
– Казнь огнем, губя плоть, очищает душу от грехов телесными мучениями. – Вы же, предавшиеся врагу Господа нашего, спасения недостойны. В Преисподней вам хватит огня до Страшного суда! – он с презрением сплюнул.
– До Страшно-ого? – нарочито удивленно протянул тот. А почему обычного-то суда не было? – продолжал между тем ерничать бородач, – Положено ведь выслушать грешников, поспрашивать… Дыбой там, клещами…
На этот раз его никто не удостоил вниманием.
Приговоренных разделили на две партии. В первой оказались крестьяне и обе женщины.
Несчастная в изодранном платье не смогла подняться, и ее, как куль с зерном втащили на неуклюжее подобие эшафота двое палачей – паренек лет пятнадцати с топором за поясом, и юркий мужичок в подряснике.
– Да простит Господь-бог наш Иисус грехи ваши, как мы прощаем вам,
– произнес успокоившись более-менее, монах, – вверьте себя его милосердию, ибо лишь оно одно, безграничное, вас ныне спасти может. Отрекитесь от нечестивого бесовства и неслыханной мерзости, пока вы еще в мире сем.
Старуха, вдруг, набрав полную грудь воздуха, выкрикнула черное злое богохульство, длинное и замысловатое, услышав которое прежде, силезец бы всенепременно перекрестился. Старший палач, готовившийся уже набросить на морщинистую шею петлю, занес кулак для удара.
…И в этот момент громыхнуло так, что заложило уши. Можно было бы подумать, что небо ответило громом на брань старухи, но короткий, рвущий слух свист, крики, и упавшие тела вокруг подсказали, что сие – дело рук человека.
– Слава Сатане!! – взревел бородач, ловко разбрасывая стражников. Откуда только силы взялись – лишь несколько ударов сердца спустя он уже завладел мечом одного стража. Двое вооруженных монахов, уже почти настигших его, тотчас свалились наземь, держась за распоротые животы.
Он ринулся к столу, но судейских уже и след простыл – Владислав даже не заметил – когда успели исчезнуть.
Снова ударил гром. И опять начали валиться на землю люди, и на белых одеяниях новоявленных крестоносцев герцога Константина расцвели ярко красные пятна.
Несомненно, в ход пошло огнестрельное оружие. Да не ручные пищали, бьющие пулями с лесной орех, а настоящие орудия, которые волокут по три лошади самое меньшее. И которые, во всяком случае, никак не удалось бы незаметно протащить по лесу.
«Пушки?! Но откуда они тут?» – недоуменно подумал про себя Владислав повалив бестолково топчущегося вокруг стражника – того самого, что всего минуту назад гордо вышагивал среди жалких, обреченных на смерть «чертепоклонников», вмиг обезоружил – тот как заяц ринулся прочь, как только древко протазана выскользнуло из ослабевших рук труса.
Отогнав замахом копья кинувшегося было на него с топориком юного палача (все прочие охранники, вмиг забыв о пленниках, последовали примеру судей) силезец подхватил под руки русина, потащил в сторону.
– Теперь им не до нас, слава тебе Господи, Езус-Мария! Главное выбраться, а там уж разберемся! – бормотал Владислав, волоча на себе полубесчувственного Матвея, посекундно оглядываясь туда, где над деревьями поднимался густой серый дым.
Из леса тем временем во множестве выбегали вооруженные люди, гнавшие перед собой редкую цепочку уже не помышляющих об обороне герцогских воинов. Похоже, весь гонор и храбрость слетела с тех, словно бы ее и не было.
Навстречу атакующим, наскоро построившись неровным клином, устремились лучше вооруженные воины, среди которых было немало монахов.
Вновь выстрел – на этот раз стреляла одна пушка. Но и его хватило, чтобы прорубить изрядную просеку в плотно сбитом строю.
Но следом за первым отрядом устремились воспрявшие духом солдаты, панику среди которых командирам таки удалось прекратить – нескольких непонятливых проткнули пиками.
Над прогалиной засвистели стрелы, нападавшие тоже начали падать. Затем обе стороны сошлись в рукопашной.
Все смешалось, и в завязавшемся бою уже никому не было дела до человека, одной рукой сжимавшего копье, а другой поддерживающего полубесчувственное тело товарища.
К Владиславу подбежал какой-то тип в круглой шапке с болтающимися ушами, и драном кафтане, не понять кто – дьяволопоклонник или воин герцога, крутящий над головой меч.
