Лин Картер - Конан Бессмертный
Грохот черного барабана слышался теперь отовсюду. Туча, пожирающая самое себя, ярилась над фортом клубящейся тьмой. Ветер упал, воздух словно сгустился, еле проходя в горло. Но форт спал, словно зачарованный. Не горел ни один фонарь, спала, опираясь на копья, стража у ворот. Белеза ахнула, когда увидела створки распахнутыми настежь.
— Да что же здесь такое происходит, тысяча саблезубых акул?! — пробормотал в недоумении Зароно. — Конец света?
Новый раскат грома поглотил его последние слова.
— Скорее! — прокричала, задыхаясь, Белеза. — У вас на корабле наверняка творится то же самое! — Она махнула рукой в сторону лагеря на берегу. Оттуда не доносилось ни звука, всех охватил колдовской сон. Даже уголья в костре перестали мерцать, словно тоже оцепенели.
Толкнув в воду шлюпку, Зароно помог Белезе и Тине сесть, вскочил сам и сел на весла. От разряженного надменного гранда не осталось и следа. Перед Белезой сидел решительный, сильный мужчина, уверенно ведущий тяжелую шлюпку наперерез поднимающимся волнам. Темные его глаза горели упрямством, поднявшийся ветер трепал черные волосы. Такой Зароно нравился Белезе гораздо больше, чем изящный насмешник. Шлюпка стукнулась о борт галеры.
— Благодарение Митре, что спущен трап, — заметил Зароно зло. — Моих бездельников мы бы не докричались до Судного дня. Прошу вас, юные девицы, добро пожаловать на «Славу Зингары».
Оказавшись на палубе, Зароно велел им уйти в его каюту, а сам бросился разыскивать оставленных на судне матросов. Белеза еще успела услышать залп отборнейшей ругани, с которым капитан спускался на гребную палубу. Галера ходила ходуном на волнах, так что Тина и Белеза поспешили сесть и вцепиться во что-нибудь руками.
И тут разразилась буря неведомой силы. Растолкав пинками и проклятиями спящих матросов, Зароно успел поднять якорь прежде, чем нос галеры ушел под воду, когда она взвилась вверх на гребне первой волны, обрушившейся на берег. Раздавая пинки и команды, сдобренные лавиной брани, Зароно развернул галеру к ветру, и она нехотя, то и дело взлетая на исполинских волнах, пошла прочь из заколдованной бухты.
— Шевелитесь, ослы, если не хотите завтракать нынче с Нергалом! — ревел капитан, навалившись с еще одним матросом на руль. — Вытравить большой парус! Косые долой! Вы, шестеро, не спите на веслах, вы не в гареме Имре-хана!
Словно сквозь пелену тумана, глушащую все звуки, слышала Белеза его гортанные крики. Когда галера вознеслась и провалилась на второй волне, она, не удержавшись, упала, стукнулась обо что-то виском — и больше уже ничего не помнила.
Очнулась она от вкуса вина на губах.
Белеза открыла глаза.
Первые лучи солнца озаряли верхнюю палубу «Славы Зингары». Белеза лежала на горе шелковых подушек, перед ней, коленопреклоненный, стоял Зароно с бокалом в руке.
— Вам лучше? Ну и напугали же вы меня, бесстрашная домья!
— Должно быть, просто ударилась обо что-то. Где мы?
— Всего лишь в сотне полетов стрелы от бухты Корвеллы, — ответил Зароно, помогая ей встать. — Взгляните.
Корабль едва покачивался на легкой утренней волне, теплый ветерок шевелил волосы. Тем ужаснее и неестественнее выглядело то, что творилось в бухте. Огромная туча висела над берегом, меж кипящим небом и обезумевшим морем метались молнии. Грохот громовых раскатов слышался в отдалении.
— Какой ужас, — потрясенно вымолвила Белеза. — Мы ведь могли сейчас быть там..
— Но мы здесь — благодаря вам, — поклонился ей капитан. — Примите мое восхищение, домья Белеза. А, вот и наша маленькая обезьянка!
Сияющая Тина подбежала и привычно ткнулась в бок хозяйке. Белеза обняла ее за плечи.
— Барабан смолк! — радостно объявила девочка. — Не пройдет и утро, как буря стихнет!
6
Карта
Скинув рубашку, пояс и штаны, рулевой «Красной Руки» плескался в ручье, поливая ледяной водой горячую голову. Странная буря, разразившаяся над бухтой Корвелы, прошла над соседним заливом небольшим дождичком, и капли воды уже высохли на траве и листьях. Солнце стояло в зените, было душно и жарко. Немудрено, что ему захотелось пить после трехчасовой прогулки вдоль берега. Сколько ему еще топать? Нету здесь ничего похожего на скалу среди леса, ну хоть ты тресни, а нету. Капитан просто свихнулся на этом грязном клочке пергамента. Что можно разобрать среди этих загогулин? И даже если — если — все это не чей-то дурацкий розыгрыш, то кто поручится, что сокровища все еще лежат в этой треклятой пещере, а не в чьих-нибудь карманах? Выходя из лагеря, Гоэрций был полон энтузиазма, но за три часа бестолкового блуждания в самый солнцепек пыл его заметно угас.
Наконец он вылез из ручья, отфыркиваясь и тряся головой. Вода текла с волос тонкими струйками по голой спине, приятно холодя кожу. Не открывая залепленных мокрыми волосами глаз, он вслепую потянулся за рубашкой — и обнаружил, что на ней кто-то стоит. Он отскочил, как отскакивает мирно спящая на дороге собака, едва ее бока коснется колесо телеги. Резким жестом откинув волосы, он воззрился на призрак Траникоса, носком сапога попирающий его одежду.
— Чур меня, — пробормотал Гоэрций, складывая пальцы в знак, оберегающий от зла. — Сгинь, пропади! Мне не надо твоего золота! Убирайся обратно в пасть Нергалу, скройся!
— Что это ты, аргосский пес, и разум потерял вместе со штанами? — насмешливо поинтересовался призрак.
Этот низкий голос, выговаривающий зингарские слова с мягким северным акцентом, пират не мог спутать ни с чьим другим.
— Эк ты вырядился, киммерийский козел, — протянул он, растягивая губы в гнусную ухмылку. — Раскопал приданое своей прабабушки?
Наряд «киммерийского козла» и в самом деле выглядел несколько старомодно: широкие бархатные штаны с обилием золотого галуна, высокие сапоги с отворотами, красный кушак, шелковая, сплошь в кружеве и вышивке, рубашка.
— Да, одна из моих прабабок поплавала капитаном на барахской галере. Кажется, как раз у нее твой дед на корме нужники чистил, — невозмутимо ответил киммериец и вынул из ножен меч. — Смотри-ка, какая славная безделушка сыскалась в ее девичьем сундуке! Не пора ли нам свести счеты, вонючая отрыжка Нергала?
Побагровев от ярости, кормчий метнулся к вороху одежды и выхватил собственный меч.
— Твоя прабабка спала в пещере с горным козлом, когда мой дед был капитаном! — прошипел он. — И мне не терпится унюхать, так ли противно воняют твои кишки, как семя того козла!
Этого ему говорить не стоило. Конан, сведя брови, сделал один-единственный выпад — и получил удовольствие наблюдать, как Гоэрций, выпустив из ослабевшей руки меч, падает на колени, зажимая локтем живот.
