Юрий Никитин - Стоунхендж
— Дай я развяжу!
Калика подал нож.
— На!.. Все равно не носить тебе чашу больше.
Томас с неудовольствием разрезал ремешок: жалко хорошую вещь портить, служила всю дорогу. Все не отводили взоров, когда он запустил руку в мешок, пошарил, будто ловил крупную улитку.
На миг Яре почудилось, что сейчас он вытащит пустую руку: слишком странным было лицо Томаса. Но в следующее мгновение яркий блистающий свет озарил его лицо!
Общий вздох изумления раздался под сводами Стоунхенджа. Томас вскинул чашу — полыхающую чистым светом, настолько чистым, что даже первый снег показался бы рядом с нею дегтем. Сумерки за кругом света стали чернее самой черной ночи.
— Скажи что-нибудь, — попросил сэр Торвальд хриплым от волнения голосом, — Это же великий миг!
— У англов есть будущее, — сказал сэр Эдвин. — Скажи что-нибудь, Томас.
Томас беспомощно переступил с ноги на ногу. В их войске был священник, мог говорить часами так, что даже старые воины заливались слезами и шумно утирали сопли. Но сюда его не затащить, ведь Святой Грааль принес не в храм святого Дункана, а в страшное место демонов...
— Да ладно, — сказал он досадливо, чувствуя странную пустоту и жалость, словно бы без той горы, что давила на плечи, будет чувствовать себя не человеком, а так, простолюдином. — Дело сделано, чего еще?
Он начал опускать чашу на плиту, что призывно светилась навстречу. Все глаза были прикованы к его руке, никто не заметил, как из-за каменных колонн неслышно вышли темные фигуры с арбалетами. Они взяли Томаса на прицел, а сзади появились еще четверо в плащах, капюшоны надвинуты на лоб.
— Не двигаться!
Голос был настолько властный, привыкший повелевать, в нем было столько нечеловеческой мощи, что рука Томаса застыла в воздухе. Он похолодел, смотрел беспомощно, как из тьмы в освещенный круг выходят четверо незнакомцев. От них излучалась мощь, движения их были неторопливы, но исполнены властности.
Оказавшись в кругу света, передний откинул капюшон. Он был стар, худ, запавшие глаза смотрели в упор, бледные бескровные губы плотно сжаты. Глубокие морщины, похожие на шрамы, избороздили лицо. Голос был силен, не терпящим прекословия, но в нем теперь была и насмешка:
— Все-таки донесли!.. Правда, мы помогали изо всех сил.
Глава 13
Томас не нашелся, что ответить так сразу, он пристально всматривался в четвертых, а калика выступил вперед, кивнул.
— Спасибо за деньги. Пригодились.
— Да и не только деньги... Вы получили кое-что еще.
— И это пригодилось, — ответил калика кротко. — Ты и есть нынешний Глава Семи Тайных? Думай, что делаешь. Иначе не долго тебе им быть.
Человек окинул его брезгливым взором, повернулся к Томасу. Голос его был исполнен нечеловеческой мощи:
— Меня зовут Аслан Маздон. Я повелеваю силами, о которых вы уже слышали. Теперь вы можете отдать мне чашу, а я обещаю не мстить вам. Вы уже достаточно знаете о нас, чтобы поверить. Месть нам несвойственна, как и бессмысленная жестокость. Мы вообще не любим убивать... без необходимости.
Один из четверых резко сбросил капюшон. На Томаса глянуло перекошенное яростью лицо короля. Губы тряслись, глаза вылезали из орбит.
— Целыми?.. Я оказал вам, проклятым колдунам, свое высочайшее покровительство, я дал помощь... в ответ на услуги, а вы — отпустить? Да ни за что! Он будет казнен страшной смертью! Я сам его убью! Он виновен в гибели моего единственного сына!
Томас гордо выпрямился.
— Я на турнире дрался честно. А как дрался он, сейчас отвечает уже в аду.
Маздон, глаза Тайных, поморщился.
— Здесь повелеваю я. Тебе мало, что мы сделали тебя королем? И ты будешь королем до скончания твоих дней. А здоровье и долгую жизнь тебе обеспечим.
Король трясся от ярости. Он хватался за меч, но его же телохранители удержали его за руки, явно страшась больше Тайного, чем своего владыку.
— Ага, — сказал Томас, — мы только повернемся, как нас изрубят на куски!
— Ты можешь спросить своего друга в лохмотьях, — предложил Маздон спокойно. — Он знает, что мы не любим тратить зря человеческий материал. Ведь у нас нет злобы к вам, нет ненависти.
Томас смотрел исподлобья. Когда ненависть — понятно, а когда у противника ее нет, то это еще страшнее. Словно бьется с горной лавиной, ураганом или молнией, что бьет во все, что поднимает голову.
— Не ищи ветра в Стоунхендже, — сказал он предостерегающе, — костей не соберешь!
А калика тихим печальным голосом, в котором чувствовалась безмерная усталость, произнес:
— Отыди, прошу тебя. Отыди, и не сотворишь зла.
Маздон смотрел напряженно, глаза были острые.
— Несмотря на все твои личины, всю твою скрытность, тебя раскусили. Я знаю, кто ты. Ты тот Великий Изгой, который не нашел себе места в нашей цивилизации. Ты теперь вне ее... В старых архивах есть обрывки воспоминаний о тебе, но только обрывки, их кто-то старательно уничтожал. Но кое-что уже знаем. Ты опустился, посмотри на себя сам, ты начинал идти по одной дороге, затем оставлял ее и шел по другой, и так вот уже много раз. Ты болен, потому ты и сбежал, ибо мы искореняем любую болезнь.
Олег покачал головой.
— А ты безнадежен. Потому чашу я вам не отдам.
Маздон насторожился, а темные фигуры придвинулись так, что свет заблестел на металлических частях арбалетов.
— Я слышал, хотя в это не очень верю, что ты был великим магом. Но для магов в этом мире уже нет места, к тому же за века бродяжничества ты растерял все умение мага, ибо в магии надо постоянно упражняться! Но самое главное — твои принципы запрещают пользоваться магией!
Раздался общий вздох. Томас похолодел: проклятый враг знал все о его друге, чьи рыцарские принципы запрещали вытаскивать из ножен блистающее лезвие магии.
Олег сказал тихо:
— Принципы — святое дело. Но если понадобится, я в состоянии ее применить.
Маздон с победным видом оскалил зубы.
— Ты в состоянии сделать многое: убить, ограбить, предать, отравить... Но ты же этого не делаешь? Принципы культуры не позволяют?
— Не позволяют.
— А цивилизация позволяет! Потому что у нее высокая цель. А во имя благородной цели можно слегка и замарать руки. Ты сам этому учил!
Олег повесил голову. Каждое слово било, как молотом по голове. С трудом поднял голову, в глазах блестели слезы.
— Учил... Но почему вы остались в том заученном навсегда?.. Проще повторять азы, хочется поскорее пользоваться добытым? Даже малым?.. А я, дурак, тащу на следующую ступеньку. Все бы хорошо, но приходится отказываться от добытого... Да, каждая ступенька дается вдвое труднее, чем предыдущая. А сил и времени уходит втрое. Но без этого человеку не стать богом...
