Андрей Мартьянов - Звезда запада
Дружина, увидев, что конунг Торин сотоварищи вернулся невесть откуда (было мнение, что аж из самого Утгарда!), на радостях перепилась, ибо пир не замедлил состояться, а хёвдинг, наслышанный об особом расположении богов к конунгу Вадхейма, принял его как брата и огорчился, когда Торин сказал, что его кораблю надо возвращаться домой. Между прочим, отец Целестин полагал, что обратный путь будет скор и лёгок — Трудхейм как-никак лежал в холщовом мешке в трюме корабля, и стоило Торину с Видгниром захотеть… Они и сами начали подумывать о такой возможности, но Локи (не пожелавший так скоро покидать бывших попутчиков) отговорил, сказав, что лучше бы никто не знал о вещи, которая нынче находится в руках потомка ярла Элиндинга. Тем более, намекнул он, скоро ей ещё предстоит вновь показать свою Силу. Монах начал было догадываться, что именно Лофт хотел этим сказать, но виду не подал.
Обратная дорога была трудной и заняла, почитай, полтора месяца. Остановились только один раз, у южных берегов Исландии, — пополнить запас воды да отдохнуть пару дней. Кнар пристал у мыса с устрашающе-непроизносимым названием Ингоульвсхёвди, ибо Олаф и Видгнир углядели поднимавшиеся в небо дымки очагов. Быстро выяснилось, что жили тут никакие не норманны, а ирландские монахи, которые приняли дружину Торина настороженно, опасаясь, что норвежские дикари явились за тем, за чем обычно, — то есть грабить и убивать. Единственный, кто был просто счастлив от этой встречи, был конечно же отец Целестин, а монахи ордена святого Патрика успокоились, видя, что среди бородатых язычников находится собрат по духу, да и сами викинги настроены вполне дружелюбно.
Отец Целестин мигом нашёл среди благочестивой ирландской братии рукоположенного священника — им оказался приор обители, — затащил его в храм и впервые за десять лет прошёл через таинство исповеди. О чём велась беседа и в каких грехах каялся блудный сын бенедиктинского ордена — осталось известно только ему самому, отцу-приору и Господу Богу, но после занявшего полный день рассказа монаха приор вышел из пещерной церкви с таким выражением лица, что ирландцы шарахнулись от него, будто от ангела смерти, а отец Целестин получил епитимью, какую впору налагать на самого сатану, вздумай он покаяться…
Северное море встретило кнар тяжёлым многодневным штормом, и не будь на борту «Звезды Запада» Гёндуль и Лофта, то можно было бы подумать, что боги, прогневавшись на вадхеймцев, вздумали утопить корабль. Шторм не успокоился даже после того, как Локи, во весь голос костеривший морского бога Ньёрда, воззвал напрямую к Одину, но и Князь Асов не услышал просьбы своего пасынка. Только когда на пятый день выглянуло солнце и море успокоилось, Локи объяснил Торину, Видгниру и отцу Целестину, что после разрушения Врат Между Мирами началось сбываться предречённое — боги Мидгарда стали терять Силу, и теперь не в их воле направлять стихии…
— Надеюсь, что скоро мы снова обретем свою мощь! — закончил тогда Лофт, вновь подтвердив подозрения монаха. Он не сомневался, что Локи очень хорошо запомнил слова Нидхёгга: «Трудхейм будет в руках богов Асгарда, и вы вправе сделать то же, что и я…»
Гунтер во время плавания вовсю донимал Гёндуль своими ухаживаниями (хотя это ещё надо подумать, кто кого донимал…), и уже в Вадхейме странная история отношений человека и валькирии закончилась счастливым концом — германец недолго думая взял Гёндуль в жёны, повторив подвиг тёзки из легенд своего народа, тоже сватавшегося к богатырше валькирии. Однако, в отличие от Брюнхильды, Гёндуль была довольна столь благополучным исходом, а народ в Вадхейме ещё долго дивился, глядя на эту любопытную пару, — жена превосходила Гунтера ростом головы на две, не говоря уже о всём прочем… Отец Целестин с неделю плевался, но затем смирился, понадеявшись, что бывшая валькирия научит беспутного дикаря из Тевтобургского леса уму-разуму…
А в самом Вадхейме всё было благополучно. Вальдар, неотлучно остававшийся с частью хёрда в посёлке полное лето, потрудился на славу, и теперь даже следов датского нашествия найти было невозможно. Новые дома выросли за считанные недели, а работавшие без устали викинги и бонды укрепили стены поселения так, что в случае, коли опять появится враг, можно будет отбиться и не прибегая к помощи Великих Сил.
Годи Ульф за время отсутствия конунга и пользуясь безразличием занятого от рассвета до заката делами Вальдара вновь показал себя во всей красе, сделав несколько неуклюжих попыток возвысить собственный авторитет и завоевать хоть немного уважения со стороны людей. Несмотря на полное отсутствие скальдического дара и тонкий дребезжащий голос, он сочинил целую песнь о пришествии в Вадхейм Тора-громовержца, в которой выгодно выставил себя героем-мучеником за веру, что якобы подверг себя ритуальному истязанию, угодному богам, и тем самым призвал их милость к погибающему посёлку. Так как свидетелей тому не нашлось, а верить жрецу на слово все давно отвыкли, то его лишь выслушивали, а потом советовали идти своей дорогой. Между прочим, от годи всё ещё изрядно пованивало, и так вышло, что он вскорости получил не вполне приличную заглазную кличку…
К августу Ульф понял, что ничего не добьётся, если немедля не выдумает общего врага, и (благо долго изыскивать такового не пришлось) им оказался не кто иной, как отец Целестин. На свой страх и риск годи убеждал вадхеймцев, что христианский шаман увёл доброго конунга на погибель, и, используя богатую фантазию, расписывал устрашающие картины того, как Торина и его хёрдманов ведут на заклание жирные, с выбритой макушкой жрецы, жаждущие принести тела доблестных северных воителей в жертву своему кровожадному богу, а души отдать на растерзание духу тьмы, о котором столь часто рассказывал отец Целестин. Ульф даже порывался предать огню дом монаха, доверху наполненный колдовскими книгами, что несут один мрак да погибель, но сделать это ему не дали — к чему хороший дом жечь? Если хозяин не вернётся, то он ещё вполне может пригодиться…
Монах всё на свете бы отдал ради того, чтобы ещё хоть раз в жизни увидеть рожу годи такой же, какую он состроил, придя вместе со всеми на берег встречать ладью конунга. Отец Целестин вначале решил, что Ульф вымазал лицо зелёной краской, ибо, по его мнению, человеческая кожа попросту не в состоянии приобрести цвет осенней листвы. Ну а злости на физиономии жреца было столько, что вздумай он один завоевать Рим, то её с лихвой хватило бы на разрушение городских стен. И трубы иерихонские не понадобятся.
Весь сентябрь монах сидел у себя, вылезая на свет Божий очень ненадолго и только по срочной надобности. Приведение в порядок рукописи о путешествии в Мир Третий отнимало всё его время, а иногда он отсылал Сигню за Гунтером, Торином или Видгниром, чтобы они помогли монаху восстановить в памяти те или иные события, кои отец Целестин подзабыл или не успел записать ещё тогда, за Вратами…
