Юрий Никитин - Стоунхендж
— Вспомню, — пообещал сумрачно Эдвин. — Это что-то доброе трудно вспомнить, а такое...
— Томас опытен в боях с сарацинами, — продолжал сэр Торвальд, — и возьмет на себя защиту наружных укреплений. Он молод и быстр, сумеет отступить, когда они прорвут внешнюю стену, а они прорвут, а мы свои старые кости таскаем уже не с такой прытью. МакОгон будет со своими людьми защищать восточную стену. Надо помнить одно: нас так мало, что мы постоянно должны видеть, что творится у соседа, и поспевать на помощь.
Из окна видно было, как быстро воины короля перебегали от дерева к дереву, укрывались за кустарником, окружали замок. Томас и рыцари разошлись, каждый увел с собой свою группу воинов.
Яра с тревогой наблюдала, как замок окружили, как прекратилась суета, все заняли свои места. Наступила щемящая тишина, затем неожиданно и страшно прогремел боевой рог. Она узнала, хотя никогда не слышала, сигнал к штурму.
В ответ со стен затрубили во всю мочь, ударили в медные литавры, поднялся шум и крик. Орали и гремели оружием с двух сторон, но на приступ пока никто не ринулся. Осаждающие выпустили стрелы из арбалетов, а когда принялись перезаряжать, вперед выступили стрелки из луков и принялись осыпать стены градом тяжелых стрел, длинных и оперенных, с булатными наконечниками.
Она услышала крики и ругань, стрелы иногда залетали в узкие бойницы, трое были ранены, а одному стрела попала в глаз, он упал замертво.
Часть защитников замка, укрывшись на крыше за щитами, умело отвечала из луков, арбалетов, метала камни из пращи. Нападавшие несли большие потери, ибо защитники выбирали мишени лучше и точнее.
Замок был окружен таким количеством лучников, что от летящих стрел у Яры рябило в глазах. Она чувствовала себя беспомощной, ибо против них двинулась вся Британия, а что может горстка защитников полуразрушенного замка?
— Когда же кончатся у них стрелы! — вскрикнула она. — Похоже, их подвозят на телегах!
— Зачем? — возразил волхв. — Стрелами да камнями из пращ немного сделаешь даже против таких ветхих стен. Если бы они только стреляли, то спать можно было бы спокойно.
— Да? А осада?
— Такому огромному войску надо что-то есть и пить. Они скоро разбредутся.
— У них хватит сил, чтобы треть отправить на грабежи окрестных сел, трети дать отдых, а третью осаждать замок непрерывно, не давай нашим ни спать, ни есть!
Два рыцаря огромного роста, действуя плечом к плечу, вели отряд к внешней ограде. Они, одолевая сопротивление, валили частокол, подрубали столбы, забрасывали остатками забора пересохший ров. Прорубив широкую брешь в ограде, прорвались было к самой стене, но затем Яра увидела, как распахнулись ворота, выметнулся на тяжелом коне рыцарь в сверкающей броне. На шлеме развевался пышный плюмаж из страусиных перьев.
Он повел за собой совсем небольшой отряд. Натиск их был настолько страшен и стремителен, что нападавших потеснили, оба рыцари шатались под ударами Томаса, отступали шаг за шагом. Напрасно они призывали держаться, люди короля падали, как переспелые груши, а когда двое остались против Томаса, даже их объединенная мощь дала трещину.
Яра вскрикивала от счастья, бледнела, сжимала кулачки, визжала, подпрыгивала, закусывала губки. Калика, даже не выглядывая в окно, мог по ее лицу сказать, что и как происходит за стеной.
Вот Томас наступает, вот он оступился, вот наносит три страшных удара, от которых противники шатаются, как тростник на ветру...
Сломив сопротивление, люди короля прорвались за ограду. Горстку во главе с Томасом прижали к стене, а другие поспешно несли лестницы, приставляли к стенам, торопливо карабкались. Стена здесь была невысокой, некоторые даже лезли друг на друга, становились на плечи, третий уже мог ухватиться за край стены.
Со стен сбрасывали камни, бревна, лили кипящую смолу. Лестницы рубили, отталкивали баграми. Раненых оттаскивали, на их место с той стороны рва перескакивали новые бойцы. Рога ревели, не умолкая. Звон оружия заглушал крики раненых, угрозы и брань.
Наконец защита на стенах начала ослабевать, но пыл нападавших остыл чуть раньше. Под стенами везде лежали горы трупов, иные воины с жуткими ранениями отползали, волоча перебитые ноги и вывалившиеся кишки, лестницы были сломаны тяжестью падающих тел. Новые не решались карабкаться по трупам своих товарищей, а уцелевшие в яростном натиске теперь пятились, отступали, держа перед собой разбитые щиты.
Олег был на стене замка, под которой кипело лютое сражение. Под стрелы не высовывался, но особенно и не прятался. У калики, как заметил МакОгон, было чутье опытнейшего воина. Он чувствовал, откуда и когда полетит стрела, где будет схватка, куда враг нанесет основной удар, а куда обманный.
— Дьявол! — вскричал МакОгон рассерженно. — Они все еще бьются в ворота, а у нас кончились камни, бревна и даже кипящая смола!
Олег свесил голову, поглядел на ворота. Там с дюжину здоровенных воинов били тараном в окованные железом створки. Те трещали и прогибались. Одна доска уже лопнула, оттуда высунулось острие копье, кольнуло одного из бьющих тараном. Тот заорал, а воины, охраняющие таранщиков, мгновенно метнули в дыру дротики. Оттуда донесся крик.
— Пусть святые помогут, — буркнул калика.
МакОгон огрызнулся:
— Пусть священник молится! Мы потом, ежели уцелеем!
— При чем тут молитвы, — удивился калика. — Я говорю про эти изваяния.
МакОгон проследил за его взглядом. Над стеной на крыше стояли массивные статуи из камня. У них были строгие худые лица, но весила каждая, судя по массе, с доброго рыцарского коня в доспехах и с рыцарем вместе.
— Ты предлагаешь...
— Угадал.
— Но это кощунство!
— Кощунство их держать здесь, — сказал калика. — Вера Христова запрещает изображать святость... ибо она духовна. Да и сами эти святые лишь похвалят, увидев, как они и в камне давят нехороших христиан.
МакОгон оскалил зубы в волчьей усмешке. На его вопль сбежались с десяток защитников. Взмахом руки послал наверх, вскоре там затрещало, каменная фигура святого Дункана накренилась и полетела вниз.
Внизу таранщики как раз изготовились к последнему удару. По обе стороны бревна сгрудились воины, чтобы ворваться в разбитые ворота. Мечи и топоры были зажаты в руках, щиты наготове, даже дыхание затаили, как вдруг сверху затрещало, завыло...
Лишь двое успели вскинуть головы, когда с неба обрушилось огромное, тяжелое. Святой Дункан ударил и по бревну, оно выскользнуло из рук, и сразу двенадцать глоток закричали от боли и страха.
— Да, — сказал МакОгон, — спасибо, святой отец. Святой Дункан был бы доволен.
