Ник Харрис - Конан и цепь оборотня
Конан молча бросил на стол несколько серебряных монет. Горшечник опять потер ладони, но уже более энергично. Да, этого, конечно, хватит… Ему и за год не сделать столько горшков, чтобы заработать такие деньги!.. Вот только бандиты-горцы…
— Они нападают на караваны! — нетерпеливо сказал Конан. — Ты можешь их не опасаться! Что с тебя взять?!
— Да-да, конечно… — Ихарп торопливо закивал, незаметным движением сгребая со стола монеты. — Но моя лошадь… Она, конечно, старая кляча, но кто знает этих горцев…
— У горцев прекрасные скакуны! Твою кобылу они не возьмут даже на мясо! Тем более, на мясо! Для этого они специально выращивают мясных лошадей… ну и баранов, конечно!
Ихарп вынужден был согласиться.
— Все это так… Вот только моя жена привыкла, чтобы я еженощно ублажал ее плоть… Как же она останется без мужской ласки?..
Тут уж Конан не выдержал и расхохотался.
— Я найду на базаре пару нищих! Они будут рады ублажать твою любвеобильную супругу!
— Нет-нет, не нужно нищих… Если сам Конан не желает, то уж пусть она потерпит… Тем слаще будет встреча! Но, вообще-то… его жена хороша собой и довольно молода. Любой мужчина с удовольствием согласился бы проводить с ней все ночи…
Конан вспомнил тощую, жилистую женщину, выглядевшую почти старухой.
— В эти дни мне будет не до женщин. Нужно обеспечить надежную охрану княжны!
— Ну, конечно, конечно… Ихарп все понимает… Красавица-княжна — это не то, что его жена… Но, с другой стороны, княжна — молода и неопытна, а вот его жена!..
Потеряв терпение, Конан грохнул каменным кулаком по столу. После этого горшечник больше не вспоминал ни о жене, ни о разбойниках.
Спустя колокол он, нагрузившись провизией, выехал на старой кляче в направлении Карпашских гор.
* * *В распадке, меж двух поросших вековыми соснами холмов, притулилась ветхая хижина. Просевшая, крытая замшелым дерном крыша грозила вот-вот рухнуть. Стены, таясь в тени сосен, поросли грибами и покрылись плесенью. Затянутое бычьим пузырем окно почти не пропускало света, а покосившаяся дверь — не закрывалась.
Но живущему в хижине козлоногому колдуну и не требовался свет — темнота была его стихией. А запирать дверь и вовсе не было необходимости: никто из местных жителей не рисковал даже приблизиться к его мрачной обители.
Звери и хищные птицы служили ему. Волки приносили задранных коз и оленей, совы и филины — кроликов и зайцев. С ревом голодного зверя впивался он в теплое парное мясо, рвал зубами, жадно глотал, давился, отрыгивал и снова глотал уже побывавший в желудке полупереваренный вонючий кусок. Затем, насытившись, дремал, растянувшись на лежанке, а кошки слизывали шершавыми языками кровь и жир с его мокрых толстых губ.
Отец его был обитатель лесов — сатир, а мать — злая ведьма, жившая в небольшом селении, где свирепые, кровожадные горцы боялись ее, как огня. И когда пришла пора колдунье зачать ребенка, чтобы передать ему черные знания, никто — ни один житель селения — не смог заставить себя лечь с ней в постель. Она грозила страшными карами, она сулила богатство, обещая открыть места, где хоронились клады — ни один горец не решился коснуться ее холодного тела, ибо, по слухам, ведьма давно умерла, и только колдовство поддерживало эту противоестественную жизнь медленно гниющего трупа.
И тогда поковыляла колдунья в сумрачные леса, взывая к мерзким тварям, таящимся от солнца в сырых распадках. Зычно и сладострастно завывала она, томимая жаждой совокупления. Но и звери, и твари лесные бежали, учуяв ее гнилостный запах. Наконец нашелся один старый, глухой и слепой сатир, позволивший ведьме совершить с ним отвратительный, противоестественный акт слияния мертвого человека и умирающего повелителя зверей.
Так ведьма зачала козлоногого. Родился он с кучерявой бородой и покрытыми шерстью ножками, на конце которых поблескивали слизью маленькие копыта. Быстро осваивал сын мертвой колдуньи премудрости чернокнижья. Заклинания и заговоры запоминал с первого раза, а колдовские чертежи и знаки, казалось, были ведомы ему еще до рождения.
И когда настала пора, мальчик-сатир, как и положено черному колдуну, убил свою мать: произнес заклинание, уничтожающее ее чары. И улыбаясь мокрыми губами, смотрел, как вздувалась, вспучивалась червями и распадалась ее плоть, как рассыпались в прах кости, растекалась мерзкой лужей ее черная кровь. А потом ушел жить в сумрачный распадок, где обитал когда-то его отец. Сатиры, как медведи, живут в берлогах, но он построил хижину — все же мать его была когда-то человеком…
* * *Капитан Бруккис был невысокого роста, но крепок, как раскидистый дуб. На могучих плечах плотно сидела квадратная голова с тяжелой челюстью, а толстые, как колбасы, пальцы запросто могли гнуть подковы.
Выслушав рассказ Конана, он с невозмутимым видом показал хозяину таверны на пустые кружки, дождался слугу с кувшином, шумно выпил и смачно причмокнул толстыми губами.
— Значит, говоришь, книга показала? — он потер гладко выбритый подбородок, украшенный двумя шрамами.
— А книгу показал Ниаматар.
— Да, я слышал о Книге Черных Врат и ее хранителе… Конечно… Но почему ты думаешь, что эта именно она? Может, тот старик… просто шарлатан? Умеет насылать морок?
— Он не шарлатан. А Книга… Я знаю, что это — она. Увидел прошлое и будущее… А старик-дервиш исчез у меня на глазах! Такое шарлатану не под силу, — Конан усмехнулся, — пусть даже умеющему насылать морок!
Бруккис в задумчивости пробарабанил пальцами Марш Наемников. Даже немузыкально прогудел пару куплетов.
— И что ты думаешь делать? Если тот козлоногий колдун из твоего видения так страшен?..
— Я послал верного человека за белым колдуном. Очень хорошим. А пока нужно обеспечить княжне надежную охрану!
Лицо капитана потемнело.
— Уж не хочешь ли ты сказать, киммериец, что ее плохо охраняют?! — несколько посетителей таверны с любопытством оглянулись, ожидая ссоры двух воинов, один из которых, похоже, оскорбил другого.
— Да нет, нет… Охрана, конечно, надежная… Но ты же не будешь возражать против моей помощи?
Бруккис допил вино и, успокоившись, буркнул:
— Возражать не буду. Только не слишком попадайся ей на глаза. Я вообще-то не имею права брать людей со стороны…
— Я буду невидим, — кивнул Конан.
Капитан расхохотался, представив киммерийца, пытающегося затеряться среди охранников.
— Она заметит сразу же! — он вновь поскреб толстенными пальцами тяжелый подбородок. — Нет, придется тебе, как положено, подать прошение. Поступить на службу в отряд охраны. А я за тебя поручусь. Кстати, и жалование неплохое, и еда хорошая! По праздникам — бесплатная выпивка! А некоторые молоденькие служанки не прочь поразвлечься!
