Вадим Панов - Последний адмирал Заграты
— Выброси это по дороге. — Помпилио отдал слуге газету. — И возьми коляску.
— Не думаю, что в этом есть необходимость, мессер.
— Как хочешь. — Помпилио помолчал, повторяя в уме состоявшийся разговор, после чего осведомился: — А как я его найду?
Теодор повернулся к вознице:
— Ждать здесь.
— Конечно, синьор.
Валентин перевел взгляд на хозяина:
— Коляска будет ожидать вас здесь, мессер, на этом самом месте.
— Спасибо, Теодор. Что бы я без тебя делал?
— К вашим услугам, мессер.
Бену очень хотелось спросить, как же он будет общаться с чванливым адигеном в отсутствие Валентина, но здравомыслие заставило его прикусить язык — с такими людьми лучше не шутить. Вместо этого он натянул на голову кепку, разумеется, после того, как Помпилио и его слуга отошли на несколько шагов от коляски, однако тут же стянул ее, поднял глаза к колокольне, поднес ко лбу указательный и средний пальцы правой руки и вознес главному загратийскому святому коротенькую молитву. В конце концов, Бен тоже был олгеменом и желал извиниться за пропуск утренней мессы.
Высоченная колокольня, шпиль которой — им служила статуя святого Альстера — упирался в самые облака, была архитектурным центром Альбурга, превосходя по красоте не только дома горожан — что естественно, но и расположенный в половине лиги к югу королевский дворец. Четырехугольная, сложенная из темно-коричневого камня, она, казалось, сошла со страниц детских сказок, элегантно соединяя тяжеловесность классической адигенской архитектуры с воздушной легкостью стиля нуво, овладевшего умами строителей на закате Эпохи Ожерелья.
Вблизи сложенного из огромных блоков основания башня воспринималась могучей скалой, но стоило отойти хотя бы на полсотни шагов, как плечистый исполин превращался во вставшую на цыпочки проказницу. Ощущение это достигалось благодаря тому, что стены колокольни состояли из сплошных витражных окон, поднимающихся от второго этажа до самой крыши. Из камня были сделаны лишь четыре опорные колонны, украшенные балконами и скульптурами, а между ними царило цветное стекло, складывающееся в великолепные картины, описывающие деяния святого Альстера.
Любоваться башней можно было часами, особенно сейчас, во время мессы, когда негромким переливчатым звоном ласкали слух маленькие колокола, однако Помпилио бросил на красавицу лишь короткий взгляд, похожий на небрежное: «Привет!», прошел внутрь собора, продемонстрировав стоящим у дверей гвардейцам свое «приглашение», остановился у входа и огляделся.
То ли отсутствие короля сыграло свою роль, то ли неспокойная обстановка вынудила покинуть родной мир многих знатных загратийцев, но людей на мессе собралось немного. Величественный собор был заполнен едва ли наполовину, а потому Помпилио не только без труда отыскал нужных ему людей, но и место рядом с ними оказалось свободным.
— Доброе утро, тетушка Агата, — пробормотал он, усаживаясь на скамью.
— Я уж думала, ты не придешь, — тихо ответила старая адигена.
— Приятно, что ты обо мне помнишь.
Агата чуть приподняла брови, Помпилио понятливо склонился к старухе, и она поцеловала его в щеку.
— Рада тебя видеть, Помпилио.
Семидесятилетняя адигена была последней из загратийской ветви семьи дер Суан. Единственный ее сын умер в пятнадцатилетнем возрасте, а двум дочерям были составлены удачные партии на Андане и Тинигерии, и возвращаться на Заграту они не собирались. Сухонькая, хрупкая старушка казалась безобидной, однако правила обширным поместьем железной рукой, надеясь передать его, вместе с титулом кому-нибудь из внуков.
— И я рада тебе, Помпилио, — негромко произнесла сидящая по левую руку от старой адигены девушка.
— Лилиан. — Помпилио склонил голову. — Превосходно выглядишь.
— Твои комплименты по-прежнему тяжеловесны.
— Я недостаточно времени провожу в светских салонах.
По губам Лилиан дер Ти-Нофаль скользнула улыбка.
Высокая и стройная блондинка была одета в модное ярко-красное платье, открытое ровно настолько, чтобы злые языки не назвали его вызывающим. Однако игривый наряд не добавлял тепла: красивое лицо девушки было по-адигенски холодным.
— Где путешествовал?
— Сюда прибыл с Анданы, у меня там были дела, а до того посещал Каату.
Лилиан вновь улыбнулась, и вновь — едва заметно. Словно было нечто забавное в том, что Помпилио упомянул Каату. Очень забавное.
— Торопился, как мог… Кстати, переход на Заграту оказался трагическим, я потерял алхимика, а Теодор забыл мне напомнить поставить свечку. Как думаешь, в этом есть знак?
— Помолчи хотя бы минуту, — велела старуха.
— Зачем?
— Затем, что я так хочу.
— Почему же ты сразу не сказала?
— Пообедаем сегодня, — произнесла Лилиан так, словно назначила деловую встречу.
— С удовольствием.
Сидящий за девушкой мужчина — лысоватый брюнет с маленьким и острым лицом, смахивающим на мышиную мордочку, наклонился и протянул было Помпилио руку, но епископ провозгласил: «Творите добро!», и прихожане дружно поднялись на ноги.
— Печально, что всё так быстро закончилось, — пробормотал Помпилио. — О чем была проповедь?
— Ты специально приехал к окончанию, — заметила старая адигена. — Тебе никогда не хватало терпения прослушать всю мессу.
Это заявление Агаты лысоватый мужчина воспринял с большим интересом, однако завязать разговор с Помпилио ему вновь не удалось, поскольку адиген как раз стал причиной небольшого замешательства.
В тот самый момент, когда направлявшиеся к выходу принцы оказались в паре метров от скамьи, Помпилио сделал шаг назад, галантно освобождая проход тетушке, но при этом перегораживая его королевским детям и их свите.
— В сторону, адир, — негромко произнес гвардейский офицер.
Помпилио обернулся и выдал обаятельную улыбку:
— Я, кажется, мешаю…
Но с места не сдвинулся.
Наследник престола, двенадцатилетний Генрих, удивленно посмотрел на незнакомого дворянина, среди придворных пронесся шепоток, лица гвардейцев стали решительными — они готовились смести наглеца силой, и старой Агате пришлось срочно спасать положение.
— Доброе утро, ваше высочество. — Она вышла вперед, не забыв наступить Помпилио на ногу, и присела в неглубоком реверансе.
— Рад вас видеть, адира дер Суан.
Старуха знала Генриха-младшего сызмальства, он не раз гостил в ее поместье и всегда называл тетушкой. Однако в официальной обстановке ни адира, ни юный принц не забывали об этикете.
