Алекс Макдуф - Корона мира
— Нет, об этом я уже и сам догадался, — высокомерно изрек Полагмар. — Не так уж трудно.
— А у меня есть мысль, — изрек вдруг примолкший было Майлдаф.
— Неужели? Весьма, весьма отрадно, — съязвил Арриго.
— Она такова, — не обращая внимания, продолжал Бриан. — Конана среди нас нет, но проводник нам нужен. Проводника берут обыкновенно из местных, как, например, когда-то меня.
— Как же, помню, — заметил Евсевий. — До сих пор аукается.
— Здесь проводника не добудешь. Не вижу причины, отчего бы не использовать волков. Они не хуже Конана знают, куда надо идти.
— А ведь это занятно. — Евсевий поскреб бороду, что он делал только в случаях необычайно важных. — Пожалуй, от реки нам уходить не стоит — в лодках посуху не пройдешь, а пешком заблудимся — да и подземный город нам на руку: в развалины пикты не полезут, а нам — не впервой. А вот пока мы туда доберемся, нам лучше быть в сопровождении волков. К ним пикты не подступятся. Им тоже жить охота, а с такими стрелами я бы на волка не пошел.
Рассуждения Евсевия были признаны разумными и приняты как руководство к действию, поскольку ничего лучшего никто придумать не сумел.
Взялись за весла, и скалы медленно поплыли назад: в извилистой протоке сильно разгонять вельбер не было смысла.
Когда лодки проходили мимо странного рисунка на стене, Майлдаф, опережая предупредительное восклицание Деггу, неожиданно вскочил на ноги, едва не опрокинув челн.
— Евсевий! Ты посмотри! Я же говорил, что город построили паки! Твои гномы остались на Севере, в Граскаале. На закате их нет, это мне король рассказывал.
— Митра Солнцезарный! — проговорил Евсевий. — Так вот откуда они явились!
— Кто? Какие, в конце концов, паки? Я о них уже в третий раз слышу. Куда явились? — занервничал Арриго. — Я не понимаю вас, месьоры, Положительно не понимаю!
— Паки — это вроде гномов, только поменьше и поглупее, оттого и не такие вредные, — доходчиво разъяснил Бриан. — Живут у нас в Темре, только в горах. Я многих лично знаю. Шумный народец, но гостеприимный. А что хотел сказать друг Евсевий, этого я и сам не понимаю.
— Хочу лишь то сказать тебе, Майлдаф преславный, что паки те из сих краев явились в Темру, когда их силою своей изгнали гномы из сих земель, куда пришли позднее, от восхода.
Импровизация получилась неплохая, но по достоинству ее оценили только Сотти да Конти. Горец, привыкший к подобным выходкам ученого, не стал ничего говорить, предпочитая подождать более простого объяснения.
Прочие сидели раскрыв рты, и только Алфонсо мрачно заметил:
— Мне грести, или будем стоять на месте?
— Погоди, любезный, — попросил аквилонец. Он вновь поскреб в бороде, взирая на рисунок. Прошло несколько долгих мгновений.
— Поплыли, — выдохнул Евсевий. На губах его опять играла хитрая улыбка.
Изъяснитесь же наконец, — чуть не взмолился Арриго.
Изъясняюсь, — покровительственно молвил Евсевий, взявшись за весла. — Паки пришли в эти места раньше гномов, хотя они наверняка некогда были одним народом. Это было пять тысяч лет назад. Может, лет на пятьсот раньше или позже, но пять тысяч лет назад паки тут жили. Это я вижу по луне и звездам, нарисованным на скале. Звезды не всегда располагались так, как сейчас. Они тоже движутся, только очень медленно. Это заметили атланты, а потом кхитайцы, так что я не фантазирую. Так, как нарисовано на скале, звезды стояли пять тысяч лет назад. Паки нарисовали здесь свою огненную пирамиду, а затем гномы изгнали их, и они ушли к горе Дол Улад, то есть Седой.
— Очень интересно, — пробурчал Арриго. — А нам-то от этого какая польза?
Если бы руки у Евсевия не были заняты веслами, он бы красноречиво развел их в стороны.
— А чтобы знать, — ответил за ученого Майлдаф. И ответ был достоин вопроса.
Скалы кончились, и охранное колдовство паков и гномов снова уступило первозданной мощи пиктского леса.
Ручей извивался змеей, делая в чаще длинные меандры. Кое-где упрямая вода размывала твердую породу, и тогда в плотным строе деревьев виднелся просвет.
Пиктов не было видно. Зато показались волки. Это были красивые и крупные звери, и даже барон Полагмар — признанный теперь всеми знаток волчьей природы — и Бриан Майлдаф никогда не видели столько больших волков сразу. По словам барона, это была несколько иная порода, чем волки севера. Помимо размеров они отличались более широким лбом, широкой пастью, светлой серебристой шерстью и общей тяжеловесностью, что не мешало им двигаться ловко и проворно. В этом пловцы смогли вскоре убедиться еще раз.
Здоровенный волчище зашел в ручей и водил над водой носом, не обращая никакого внимания на людей. Внезапно зверь рванулся всем телом вверх по течению, словно гнал кого-то. Так и оказалось. Через мгновение в зубах у волка трепыхалась увесистая блестящая рыбина.
Волки точно знали, где следует подниматься в горы. Олени, кабаны, лоси, косули всех видов и расцветок огромными стадами текли вверх. Живой поток во много раз превосходил мощью небольшую речку, качавшую лодку на медленных мелких волнах. Такое изобилие было немедленно использовано. Майлдаф и Евсевий легко подстрелили оленя, а на рыбу, кроме самых сообразительных волков, иных претендентов и вовсе не отыскалось.
На второй день пути начался медленный, но уже заметный глазу подъем. Течение немного убыстрилось, но не настолько, чтобы как-то затруднить греблю. Мягкая красновато-бурая почва сменилась желто-коричневой. Все больше попадалось крупных валунов и глины. Берега перестали быть низкими и плоскими, временами взбираясь на невысокие обрывы.
Никто не верил, что весь поход к таинственным пещерам в горах так и пройдет в обстановке идиллии. Пиктов ждали за каждым поворотом. Костер разводили небольшой, благо в лесу было куда теплее, чем в ветреных скалах, и прятали огонь в ямку. Для пущей безопасности в каждом вельбере кто-нибудь один временно освобождался от гребли, выполняя роль впередсмотрящего. Разговаривать старались как можно тише, а то и вообще молчали. Только барон Полагмар и Евсевий оставались невозмутимыми. Гандер не переставал восторгаться богатством здешних охотничьих угодий, уповая на то, что по поведению зверей и птиц сумеет предугадать расположение пиктской засады. Тарантиец переживал отсутствие пергамента, но тренированная память надежно запечатлевала все, что только встречалось на пути примечательного. Чертеж Евсевий делал на светлой гладкой коре неизвестного дерева, напоминающей бересту, но гораздо более гладкой и лишенной черных оспин.
Бестревожно минул и третий день пути, и сменившая его ночь. К полудню четвертого дня характер местности значительно изменился. Зеленые холмы уступили место каменистым осыпям и угрюмым гранитным взлобьям. Обрывы правого берега поднимались уже на высоту семи локтей, обнажая глинистые корявые корни росших над кручей деревьев. Гигантские стволы с широкими листьями, лианы, пышные кустарники и диковинные цветы, похожие на те, что растут в джунглях Черных Королевств, сменились мелколиственными, пусть менее массивными, но более гибкими и стойкими породами.
