Джорджия Лэнгтон - Рыжий Ястреб
— Не знаю, правильно ли я сделал, но я собрал внизу ваши вещи и брошенное оружие, — сказал Табасх. — Лошади привязаны были накрепко, поэтому они тоже на месте Если вы захотите тронуться в путь, можете делать это хоть прямо сейчас.
— В путь? — удивилась Карела. — Да вряд ли он сможет.
Словно слыша ее, Эльрис застонал сквозь зубы и с трудом открыл глаза. Еще не успев понять, где он и что с ним, он зашарил рукой по войлоку, нащупал лежащий рядом меч и неожиданно крепко и ловко ухватился за рукоятку.
— Эльрис! Эльрис, все в порядке! — встрепенулась Карела и бросилась к нему, чтобы успокоить.
Ее маленькая ладонь легла на воспаленный лоб офирца, она постаралась поймать взгляд мутных темно-серых глаз.
— Все в порядке, Эльрис, — Карела склонилась к нему.
Рука офирца медленно разжалась и выпустила меч. Раненый часто и тяжело задышал, словно выплескивая напряжение.
— Карела, где эти два подонка? — прошептал Эльрис, ища взглядом врагов.
— Их здесь нет. Они мертвы, — решительно ответила Карела. — Оба.
— А это кто? — подозрительно спросил офирец. Превозмогая боль, он приподнялся и сел. Пот градом катился по его вискам, но он, тем не менее, встал на колени, а потом поднялся на ноги. Рана на груди снова стала кровоточить, но он только покосился на нее, сморщился от боли и шагнул к сидящему Табасху. Видимо, то, что у Табасха не было видно никакого оружия, заставило Эльриса на время забыть о своем мече.
— Я хочу знать, кто это и какого черта он тут делает! — повторил офирец.
В ответ на грубый тон Эльриса Табасх нахмурился, но смолчал.
— Это друг, — поспешно сказала Карела. — Не трогай его, Эльрис, это может стоить тебе дороже, чем ножевая рана.
Эльрис резко повернулся к девушке. Он был бледен и еле держался на ногах, но в глазах его блеснул огонь:
— «Может стоить мне дороже»? Я должен бояться простолюдина? Безоружного бродягу? Опомнись, Карела, я не узнаю тебя!
Табасх тоже встал. Его лицо стало недобрым. Точно таким же, каким оно было перед тем, как трупы солдат стали двумя крысами.
— Ты кто? — грубо спросил Эльрис. — Если собираешься и дальше молчать, я сброшу тебя со скалы!
Эльрис протянул руку, пытаясь схватить Табасха за полу безрукавки.
Еще не поняв толком, зачем она это делает, и стоит ли ей поступать именно так, Карела сорвалась с места и вклинилась между двумя мужчинами.
— Табасх! Не трогай его! — Она вложила в свой голос всю мольбу, на которую была способна. Она редко просила кого-нибудь даже о мелочах. Но сейчас она решительно заслонила собой еле живого офирца и впилась взглядом в посеревшее от ярости лицо Табасха. Ее новый приятель готов был взорваться. А Карела поняла, что если ей не удастся погасить ссору, в пропасть полетит еще одна крыса, или что еще хуже, раненая жаба» — Табасх! Не надо, посмотри на него, он же не понимает, что говорит!
— Я очень хорошо понимаю… — начал Эльрис, но вдруг навалился на Карелу и стал оседать.
И Табасх, по-прежнему сурово поджавший губы, нехотя подставил свое плечо, освобождая девушку от непосильной ноши.
— Я дам ему выпить эликсир, — проворчал Табасх, укладывая Эльриса обратно на войлок. — Он снимет жар и, может быть, добавит ему немного разума.
— Разума у него достаточно, — вздохнула Карела, присаживаясь рядом с потерявшим сознание офирцем. — Выкачать бы из него немного спеси.
— Да, он крайне кичлив, но, будем надеяться, что, придя в себя, он поймет свою ошибку, — согласился Табасх и отошел к своей сумке. Порывшись в ней, он достал глиняный флакончик и стертую с одного бока деревянную ложечку.
Всего несколько капель эликсира наполнили грот резким и пряным запахом. Табасх подсел к Эльрису, ловко открыл ему рот и влил туда содержимое ложки. Эльрис причмокнул, скривился и неожиданно резко сел. Тараща глаза, он посмотрел по сторонам и покачал головой:
— Словно огонь проглотил…
Он пристально взглянул на Табасха. Карела заметила совершенно чистый и незамутненный взгляд офирца. За считанные секунды! Эльрис повертел головой и взглянул на свою грудь:
— Клянусь Митрой, этот ублюдок Бриан всадил мне лезвие на целую ладонь, не меньше! Почему же боль такая, словно меня ранили уже пару недель назад.
— Наверное, — Карела пожала плечами и осторожно посмотрела на еще сердитого Табасха. — Наверное, потому что тебя лечил Табасх. А ты был непростительно груб с ним, Эльрис!
— Я увидел подле тебя незнакомого подозрительного человека! — решительно возразил Эльрис. — Если меня предали собственные солдаты, могу ли я довериться первому встречному?
— Этот первый встречный!.. — запальчиво начала Карела, но Табасх вдруг поднял руку:
— Он прав, Карела. Доверяться нельзя никому. Разве вы оба доверяете друг другу?
Карела насупилась. Конечно, она помнила свои собственные размышления. Она не доверяла своим провожатым и оказалась права. Надменный офирец не смог защитить ее от насильников, да и она, если честно, поступила крайне необдуманно, не рассказав Эльрису сразу о подслушанном разговоре.
— Но Табасх?! Зачем же ты тогда помогаешь, если советуешь самого себя опасаться? — недоуменно спросила Карела.
— Потому что я знаю себя, — произнес Табасх и отвернулся. — Меня надо опасаться.
Он пошел к своей сумке убирать ложку. А Эльрис снова потянулся за своим мечом. Карела была уверена, что офирец собирается непременно убрать чудного странника. На всякий случай.
Однако Табасх, не оборачиваясь, заметил:
— Ну, за меч ты зря хватаешься, досточтимый Эльрис. Убить меня не так-то просто, и уж во всяком случае не этим железом.
Растерянно захлопав глазами, Эльрис посмотрел на Карелу. Она пожала в ответ плечами, и офирец полуутвердительно заявил:
— Так ты колдун?
— Нет, не колдун, — усмехнувшись, ответил Табасх. — Хуже.
— Хуже? — переспросил Эльрис. — Во имя пресветлого Митры, что может быть хуже колдовства?!
— О-о-о, досточтимый, — с легкой издевкой заметил Табасх, подходя ближе. — Есть множество такого, в сравнении с чем магия покажется невинной игрой. Но в моем случае речь идет немного о другом. Да, я колдую помаленьку, и небезуспешно, в чем Карела имела случай убедиться. Но если колдуном называют человека, овладевшего магией, то это не про меня. Потому что я не человек.
Карела ясно почувствовала, как сердце стало медленно проваливаться в пятки. Вспомнив чудовище, которым показался ей Табасх, она несмело произнесла:
— Значит… той лохматой тварью был ты? Значит, то чудище на самом деле было?!
Табасх повернулся к ней. Казалось, что глаза его, темные и бездонные, наполнены болью и тоской. Без улыбки он ответил:
