Норман Хьюз - Братья по оружию
Захлебываясь кровью, бандит упал.
Не тратя времени на разговоры, наемница извлекла вторую терцию откуда-то из рукава, ловким движением разрезала путы на ногах — затем освободила Конана.
— Теперь придется ждать, пока кто-нибудь явится за нами. Жаль, у этого ублюдка не оказалось ключа!
Но северянин только ухмыльнулся в ответ.
— Всю жизнь ненавидел ждать! Может, у тебя найдется шпилька?
Обрадованная, Палома со смехом захлопала в ладоши!
— Вот почему люблю иметь дело с ворами!
— Это я заметил,— пробурчал киммериец, принимая медную проволочку.— И они тебя любят… почему-то.
Палома вмиг посерьезнела, виноватым голосом произнесла:
— Ты прав. Это моя вина. По моей глупости мы оба могли лишиться жизни. Прости.
Конан лишь махнул рукой — извиняться будем, когда выберемся на волю. Пока рано болтать!
…На то, чтобы разделаться с замком, ушло всего несколько мгновений. Но теперь оставалось самое сложное.
Статуэтка косальского божка.
И графиня Лигейя.
* * *
По пути наверх им почти не встретилось препятствий — ну, не считать же таковыми, в самом деле, двоих стражников в караулке, и еще двоих, стороживших выход из подвала, служившего Стервятнику темницей. Конан с Паломой даже заспорили тихонько, не желая уступать друг другу удовольствие разделаться с ублюдками… Зато теперь оба были вооружены до зубов: киммериец взял себе два меча, наемница собрала у всех убитых кинжалы.
Первый этаж, где располагались две большие комнаты стражи, они миновали с осторожностью, решив, что пока не готовы вступить в бой с тремя десятками бандитов. Ну, а затем началось настоящее веселье…
Самым сложным было бесшумно снять часовых, дежуривших у входа в «тронный зал» Тусцеллы, чтобы не встревожить тех, кто внутри. Но Палома не зря всегда хвалилась, что не знает себе равных в метании ножей. Два разом — это было посложнее… И все же наемница с честью вышла из этого испытания. Вертаген, ее наставник в Бельверусе, сейчас гордился бы своей воспитанницей!
Переступив через два хрипящих в кровавых пузырях тела, бойцы переглянулись — и киммериец мощным ударом ноги выбил дверь. Они влетели внутрь с оружием наизготовку, как раз вовремя, чтобы расслышать слова Тусцеллы, обращенные к Лигейе: — …графиня, вы будете удивлены… Это были его последние слова. Воспользовавшись замешательством бандитов,
Конан вылетел на середину зала, кося врагов мощными ударами двух клинков, словно жнец — колосья. Мгновение — и на полу уже валялось пятеро негодяев. Тусцелла стал шестым. Меч киммерийца снес ему голову, и она покатилась по полу, разметав рыжие патлы. На бледном лице навсегда застыло выражение смертельной ненависти.
…Палома, ловким броском вогнав последний кинжал в глазницу Магрина, рывком подхватила меч одного из убитых и сцепилась в схватке с Пардосом. Яростный натиск ее был столь стремителен, что бандит не продержался и трех выпадов.
За это время киммериец оттеснил к окну еще одного из подручных Стервятника — и единственным ударом выпустил ему внутренности.
Последний из оставшихся в живых, вместо того чтобы бежать прочь и звать на помощь своих приятелей, метнулся к графине Лигейе.
— Не подходите! — заорал он, бешено вращая глазами.— А то я ее прирежу! — В руке его сверкнул меч.
Это было его ошибкой.
Седовласая женщина, от которой никто не ожидал такой ловкости, бросилась ничком на пол, молниеносно откатившись прочь,— и Конан, мгновенно воспользовавшись замешательством противника, метнул в него меч.
Пущенный мощной дланью северянина, клинок просвистел в воздухе — и вонзился прямо в грудь бандиту. Тот рухнул навзничь, и сталь зазвенела о мрамор.
Все было кончено.
…Некоторое время в зале слышалось лишь тяжелое дыхание бойцов, да клокочущие хрипы умирающих. Молчание нарушила графиня Лигейя:
— Полагаю, я должна благодарить вас за спасение, господа? Хотя жаль, что вы не появились на пару мгновений позже… но, полагаю, мне едва ли стоит роптать.
Конан и Палома не совсем поняли, что она имела в виду, но переспрашивать не стали. Сейчас было не до того.
— Думаешь, они там, внизу, что-то слышали? — встревожено спросила северянина девушка.— Вроде бы, никто не успел закричать…
Тот пожал широченными плечами.
— В любом случае, скоро встревожатся. Либо вниз кто-то спустится, либо захотят подняться сюда…
— Тридцать человек…— Палома поморщилась. Покосилась на окно.— Нет, через эти проклятые бойницы даже мне не выбраться — о тебе я уж молчу.
— Верно. Ладно, придется поискать другой путь.
Не дожидаясь возражений напарницы, киммериец бросился прочь из зала. Оставшись одни, женщины тревожно переглянулись.
— Выхода нет, верно? — спросила графиня таким спокойным тоном, словно обсуждала погоду.
Палома не желала поддаваться отчаянию. В конце концов, совсем недавно их положение представлялось куда более плачевным.
— Выход есть всегда,— только и ответила она.— Его просто надо отыскать.— И, не желая больше тратить время на пустые разговоры, принялась подтаскивать к дверям самую тяжелую мебель — кресла, стол, сундук— чтобы, в худшем случае, они могли забаррикадироваться в зале. Нужно только дотянуть до утра! Тогда можно будет попробовать позвать на помощь из окна… да мало ли еще что придумать! Хоть даже поджечь весь этот проклятый особняк!..
Тем временем, вернулся Конан.
— Везде одно и то же,— удрученно оповестил он.— Не окна, а мышиные норы!
— Крыша! — внезапно воскликнула Лигейя. И верно!
Крыша особняка, плоская, как это принято в Коршене… если забраться туда, там куда легче обороняться, чем в этом зале-ловушке, да и на помощь позвать… все втроем они ринулись к лестнице. Даже у Лигейи в руках был меч, явно слишком тяжелый для хрупкой женщины, но ни Конан, ни Палома не посмели ничего ей сказать.
А внизу уже поднялась тревога — должно быть, кто-то обнаружил трупы в подвале. Кто-то заорал истошно:
— Магрин! Пленники сбежали!
— Тусцелла! Эй, что у вас там?!
Послышался топот сапог, звон оружия…
Но беглецы уже достигли винтовой лестницы, ведущей на крышу. Конан задержался на мгновение, чтобы столкнуть вниз самого ретивого из преследователей, давая женщинам время укрыться в безопасности — бандит, сыпля ругательствами, покатился по ступеням, увлекая за собой еще двоих товарищей. Воспользовавшись их замешательством, киммериец устремился наверх.
Деревянный люк запирался выдвижным засовом — правда, довольно хлипким, но все же дававшим надежду на передышку. Снизу уже сыпались удары, слышалась отчаянная ругань и угрозы.
