Леонард Карпентер - Конан – гладиатор
Если смотреть сверху, с откосов, то Последняя Река, мощно простиравшаяся к западу и востоку, напоминала исполинский темный кушак, перехвативший тело Земли поверх ярко-зеленого одеяния. На востоке восходило солнце, и по речным волнам бежали золотые блики, напоминая чешую Сета, Бога-Змея, некогда назвавшего эту реку своей собственной. На западе черно-зеленые струи течения скрывались в сероватой дымке, неспешно уносясь к далекому океану. Противоположный берег казался сплошным морем зелени, лишь там и сям виднелось нечто вроде белых и розовых скал. Ладдхью объяснил друзьям, что «утесы» на самом деле были исполинскими творениями человеческих рук: громадными городскими стенами, усыпальницами и храмами. К середине лета кончался ежегодный разлив, и река возвращалась в свои естественные берега.
Так что теперь по обоим берегам тянулась нескончаемая вереница полей, то квадратных, то треугольных: землемеры разгородили каждый пригодный клочок, превратив побережье в сплошной лоскутный ковер. Черная, пропитанная илом земля обладала невероятным плодородием. У каждого поля был свой особенный цвет: все оттенки зеленого и золотого. Рис и всевозможное жито, виноград и сладкий репчатый лук — чего только тут не росло! Стройные темнокожие шемиты (жителей этой части страны очень трудно было отличить от соседей-стигийцев) трудились на полях, как муравьи. Они прилежно пололи, прореживали, окучивали. Иные длинными черпаками доставали воду из каналов и поливали посевы.
Поверхность дороги, расположенной на слегка приподнятой насыпи, оставалась надежной и твердой под колесами и ногами, даже когда цирковой поезд достиг самого дна долины. Вот только река совсем пропала из виду. Ее заслонили сонные заросли папируса, стройные финиковые пальмы и крыши домиков, возведенных на каменных фундаментах или на сваях. На маленьких, тщательно ухоженных полях зеленели хлеба, хлопчатник и овощи, Было душно, как в бане, в горячем влажном воздухе безжалостными тучами висели комары и кусачие мухи. Потом, совершенно неожиданно, перед ними открылось обширное зеркало обсидианово-черной воды, обрамленное жирными зелеными зарослями. Дорога же сперва превратилась в узенький пятачок истоптанной грязи, а потом и вовсе исчезла в непроглядных глубинах. Со стороны реки к берегу уже приближались широкие, низкобортные посудины, издалека доносилось мрачноватое пение.
— Нам очень везет! — обратился к Ладдхью аргосец Заггар. — Должно быть, паромщики заметили, как мы спускались по склону, и выехали навстречу, чтобы перевезти. Не придется долго кормить мух в ожидании! — И он наклонился в седле, чтобы отогнать кровососов от мордочки танцевавшего на месте осла. — Приготовьте кошельки, придется платить!.. Но не бойтесь, я не позволю им вас слишком сильно надуть…
Плоты и баржи медленно приближались. Вдоль каждого борта в ряд стояли поющие перевозчики — одни гребли, другие действовали шестами. Здешние суда были не сколочены из досок, а связаны из охапок пухлого тростника. Тростник не тонул в воде, да и добывать его было явно легче, чем дерево. Жерди и доски использовались только в качестве поперечин: они скрепляли всю конструкцию вместе, а заодно служили неким подобием палубы. Громоздкие с виду плавучие сооружения на самом деле неплохо скользили по воде. Наконец они наехали плоскими днищами на илистое дно и замерли в нескольких футах от берега.
Команды налегли на шесты, подтягивая их еще немного поближе к суше, а потом стали выскакивать вон, таща и устанавливая сходни и бревенчатые мостки для повозок. Погонщики, уговаривая и понуждая, заставили мулов преодолеть несколько шагов по топкой прибрежной грязи, а потом взойти на плоты.
Конан, то и дело, оскальзываясь, налегал на задок своего фургона и ожидал, что тяжелое колесо или копыто мула вот сейчас пропорет хлипкое с виду тростниковое днище и потопит паром.
Однако странные посудины, видно, обладали завидной плавучестью: они довольно легко выдержали груз.
Циркачи входили в теплую мелкую воду и забирались в лодки, представлявшие собой толстые связки папируса. Загнутые концы снопов образовывали нос и корму, изящно приподнятые над водой. Внутри лодок приходилось устраиваться на коленях, между рядами гребцов, восседавших на охапках связанного тростника, из которых состояли борта.
Торговля насчет платы за перевоз началась только после того, как были погружены все повозки и устроены пассажиры. Капитан тростниковой флотилии, полнотелый мужик в мокрой грязной одежде и засаленном тюрбане, вовсю спорил с Ладдхью при деятельном участии Заггара. Кончилось тем, что Ладдхью отдал перевозчику кошелек с деньгами, — но не прямо из рук в руки, а через Заггара. Тот препроводил деньги по назначению, изъяв из кошелька нечто вроде пошлины.
Потом за дело взялись гребцы с веслами и шестами, и над рекой снова понеслась заунывная рабочая песня. Неторопливые паромы тяжеловесно съезжали на чистую воду, отклеиваясь от прибрежной грязи, задевая днищами топляки и плотные скопища подводных растений и постепенно набирая разгон. Ленивое дуновение ветерка несло мимо них клубы речных испарений. Воздух, напоенный густыми сладковатыми запахами, казался таким же плотным, как и темная вода, плескавшаяся под бортами. Ни дать ни взять даже свирепое южное солнце утрачивало силу во владениях его величества Стикса!
Паромы очень долго петляли в необозримой путанице проток и маленьких островков. Переправиться на тот берег по прямой было невозможно из-за течений и водоворотов, все время возникавших и пропадавших в разных местах: великий Стикс обладал весьма переменчивым нравом. Тем не менее, вода за бортом постепенно становилась все чернее и глубже. Потом гребцы убрали шесты, вытащили весла и продели их в веревочные петли, ввязанные в плотный папирус. Если долго смотреть на берег, можно было заметить, как течение постепенно сносило тростниковые суда.
Конану, однако, все не верилось, что флотилия хоть как-то продвигалась вперед. Киммериец смотрел вниз, в воду, и вскоре обнаружил, что воды Стикса были населены всевозможными тварями. На мелководьях возились здоровенные тупорылые черепахи в неровных шишковатых панцирях, проплывали крупные усатые рыбы… и повсюду виднелись гребнистые спины крокодилов. Гигантские хищные ящеры нежились на песке, сползали в воду с илистых берегов, таились среди камышей. А однажды перед самым носом переднего судна из воды высунулась бесформенная голова и разинула чудовищную розовую пасть. В пасти виднелись короткие, но очень острые зубы. Потом раздался низкий, раскатистый рев. Конан узнал «водяную лошадь», или, иначе, гиппопотама, — этот зверь встречался ему и раньше.
