Олег Верещагин: - Путь домой. Книга вторая
Что ещё?!
Я потрогал ладонью бронзовую оковку ножен палаша. Вновь сгустился туман. Диад ждал, спокойно и терпеливо.
Я провёл здесь целых семь лет. Почти столько же… ну, немногим меньше, чем прожил там. И — если честно признаться! — намного насыщенней. Это была страшная жизнь. Это была красивая и бешеная жизнь. Это была тяжёлая жизнь.
Это была жизнь.
Оказывается, всего лишь ступенька куда-то ещё.
Может ли жизнь быть ступенькой?
А те? А погибшие? Может быть, они и делали ошибки. Но — честное слово! — они были хорошими людьми. Многие из них — наверняка уж…
Всё-таки — жаль.
Я улыбнулся и прочёл:
— И никто — и никто не вспомянет войну.
Пережито — забыто. Ворошить ни к чему… Ну что же, Диад… Я рад, что всё кончилось. Я пойду за своими. Хорошо?
Игорь Басаргин
Шагал я пешком
И крался ползком,
Нащупывал носом путь.
А встретился лес —
На дерево влез —
Вокруг с высоты взглянуть.
Свой собственный след
За несколько лет
Я вмиг оттоль рассмотрел!
И понял, каких,
Беспутен и лих,
Успел накрутить петель!
А что впереди?
Неисповедим
Всевышний разум Богов!
Под солнцем искрясь
Гора вознеслась
В короне белых снегов!
И понял я: вот
С каких бы высот
Земной увидеть предел!
Я ногти срывал.
Валился со скал.
Я сам, как снег, поседел.
Но всё же достиг!
Взобрался на пик.
Открылся такой простор!
Вблизи и вдали
Все страны земли
Нашёл любопытный взор.
Куда же теперь?…
И снова я вверх
Гляжу, мечтой уязвлён.
Там синь высока.
И в ней облака.
И солнца сизый огонь.
Там Правды престол…
Но Божий орёл
Пронёсся рядом со мной:
Мой друг, не тянись
В запретную высь.
Коль нету крыл за спиной!
Немногим из вас
Та тропка далась;
Тебе они не чета.
Мой друг, ты и так
Душой не бедняк.
О большем — и не мечтай!
Я спорить не стал.
Я попросту встал, не жалуясь и не кляня,
И прыгнул вперёд…
Паденье? Полёт?…
Пусть Небо судит меня.
— Диад.
Я обернулся. Оказывается, он уже тоже уходил и сейчас смотрел на меня через плечо — немного нетерпеливо, но по-прежнему дружелюбно.
— Чего? — спросил он, как спрашивает друг, которого ты окликнул. И у меня стиснуло горло — я вдруг воочию увидел пологий зелёный откос, нас с Танькой, верхами спускающихся по нему вниз — туда, где из домика под низкой черепичной крышей, у мостика над ручьём, держа за талию рослую красавицу, вышел Диад — они стоят, смотря в нашу сторону, улыбаются и ждут нас, своих друзей, и воздух сладок и густ от запаха поспевших яблок в саду за домом…
— Диад… — я помялся. — Ты не можешь мне сказать… что там со мной?
— Могу, — пожал плечами Диад так, словно это было полной ерундой, я попросил у него подержать сумку, пока я перешнурую кед. — Смотри.
Он махнул рукой перед собой, словно протирая невидимое стекло. И я увидел — как тогда, там, где существо показывало мне берег Пурсовки.
…Это было фойе какого-то большого здания — наверное, института, потому что тут оказалось полно молодёжи. Около большой доски объявлений стоял молодой парень, одетый в серую тройку, с чёрной мужской сумкой на бедре, подтянутый и прямой. Я вгляделся — да, это был я. Это было моё лицо, даже почти не изменившееся, хотя и несомненно повзрослевшее… и моя манера держаться — не нынешняя, а тогдашняя. Я разговаривал с двумя молодыми мужчинами в чёрной полувоенной форме, на рукавах рубашек которых были видны повязки с алыми угловатыми свастиками.
Потом картина исчезла.
— Что это? — быстро спросил я. Диад ответил:
— Это ты. Тебе двадцать один год, ты поступил в Тамбовский институт и сейчас разговариваешь с очень хорошими людьми. Дальше тебе будет трудно, но… но интересно.
— А где Танюшка? — не удержался я.
— Она не с тобой, — сказал Диад. — Она пропала зимой 92-го, Олег.
* * *Открыв последние страницы блокнота Лотара, я довольно долго сидел неподвижно, только поглаживал бумагу пальцем. Со стороны могло бы, наверное, показаться, что я глубоко задумался. На самом деле я скорей не думал вообще ни о чём. Я снова был в беседке над лесным морем, только на этот раз — один, Арагорн не ждал меня там, а я не ожидал увидеть его… Очнувшись, я взялся за ручку, удобней устроил её в пальцах, усмехаясь полузабытому ощущению, и вывел ниже слова «гэхаймэ» — «тайна»:
Говорит Олег Верещагин
1. Противник — всегда жертва, даже если он сильнее или превосходит количеством. Он жертва независимо от того, нападает ли он на вас, или вы атакуете первым.
2. В бою преимущества противника нужно превращать в его недостатки.
3. Бой — это инстинкт, а не наука.
4. В каждом бою есть шанс победить. Он может быть один и едва уловим, но он есть обязательно. Главное — уметь его использовать.
5. Воин ничего не боится. Ни одно явление в жизни не должно вызывать у воина чувства страха. Особенно — смерть.
6. Готовность к атаке для воина так же естественна и постоянна, как умение дышать — о ней просто не думают, используя ежесекундно.
7. Атаковать нужно уметь без подготовки и из любого положения.
8. Результат боя — ни одного врага, могущего стоять на ногах. Прочее — недоработки.
9. Воин должен быть непредсказуем, непонятен и неожиданен для врага.
10. В бою нет времени на то, чтобы понять происходящее вокруг. Воин действует на основе не рассудка, а чувства.
11. Настоящий воин способен вести бой в любой среде. Бой — естественное состояние, всё прочее — промежуточные моменты.
12. Мы — такие, какие мы есть. Боеспособность и физическое совершенство тела — не синонимы. Накачанные мышцы всегда уступят воинскому духу.
13. Умение сражаться подразумевает умение побеждать любого противника, любого цвета кожи, вооружённого любым оружием и обладающего любым набором умений.
14. Если боя нельзя избежать — начинайте его первым.
15. Никогда не позволяйте себя оскорблять. Если это произошло — отвечайте на слова ударом, даже если это будет последний удар в вашей жизни. Честь дороже, а если вы забудете об этом, то однажды лишитесь и того, и другого.
16. Никогда не оскорбляйте незнакомца первым без причины, независимо от того, слаб он или силён. Ни слабость, ни сила сами по себе не предмет для насмешек или конфликта.
