Юрий Никитин - Откровение
Глава 9
В стойбище горели костры, в котлах булькала похлебка. А на плоских раскаленных камнях жарили мясо. Вокруг костров сидели гунны, ревели песни, по кругу ходили бурдюки с вином. Из шатров навстречу вышли старшие гунны, одетые не то, чтобы уж пышно, здесь одевались с суровой простотой, но Томас сразу ощутил в них вождей.
Загрохотали копыта, всадники неслись со стороны еще более удаленного стойбища. Во главе скакал на роскошном белом жеребце статный воин. Красные волосы трепало ветром, он был в волчьей безрукавке. Конь несся сам, без поводьев, а всадник еще издали вскинул руки в приветствии.
Когда конь ворвался в круг пирующих, гунны вскакивали, все как один преклонили колено. Старшие гунны, как заметил Томас, тоже опустились на одно колено. Всадник соскочил на землю, поводья подхватили услужливо, едва не подрались. Олег стоял, улыбаясь, а всадник подошел, раскинув объятия. Весь он был жилистый, широкий, волосатая грудь блестела как закрытая проволокой из меди.
— Олег Метатель Топора, — сказал он.
— Аттила Бич Божий, — ответил Олег.
Они обнялись, мощно хлопали друг друга по спинам, а Томас смотрел во все глаза. Воистину, хронисты перемудрили, рисуя повелителя гуннов маленьким и кривоногим ублюдком. Такой вряд ли сумел бы завоевать почтение диких воинов, смирить, создать из них послушное его воле войско.
— Ты совсем не изменился, — вскрикнул Аттила.
— Ты тоже, — ответил Олег.
Они снова обнялись, посмеялись, наконец Аттила высвободился, сказал довольно:
— Ты все же пришел в наше стойбище! А наши ведуны спорили: гунн ты или больше ихтион. Правы были те мудрецы, что лишь смерть выказывает
истину...
Олег помялся, ответил с неловкостью:
— Да понимаешь... может быть потом... Ну, там как получится... А пока у меня есть важное дело...
— Какое дело? — удивился Аттила. — У нас одно теперь дело: пировать, а в перерывах делать набеги на соседние раи. Особенно удачные походы бывают в джанну. Девки там, с ума сойти можно.
— Да нет, не то...
— А что? — не понимал Аттила.
Томас не знал, как помочь другу, тот все мнется, Аттила уже начинает смотреть с подозрением, как вдруг кто-то вскрикнул:
— Великий Синий Конь!.. У них тени!!!
Аттила как ужаленный отпрянул, дико уставился под ноги. От Томаса протянулась легкая тень, от Олега — две. В мертвой тишине слышно было, как пятятся испуганные воины, а сам Аттила прошептал дрожащими губами:
— Но как... как это может быть?
— Просто, — буркнул Олег с неловкостью. — Мы пока что сами больше бьем других по головам.
Люди смотрели на них, затаив дыхание. Аттила все еще говорил шепотом, словно горло было перехвачено сильной рукой:
— Вы... живые?
— Это ненадолго, — утешил Олег. — Сам видишь, при такой жизни....
Аттила перевел взор на Томаса, смерил с головы до ног. Лицо медленно осветилось радостью:
— Да, он похож на Белунгора, моего полководца и сильнейшего богатыря. Мне радостно, что наша кровь столь предерзостна. Мы сейчас закатим великий пир в вашу честь, герои. Будем пьянствовать сорок дней и сорок ночей, а потом поведаете нам о своих деяниях славных...
Олег вздохнул:
— Я бы с радостью. А Томас, видишь, уже облизывается. Ему и сорок дней мало, так что потомок хоть куда. Но нам срочно надо попасть на седьмое небо. Я знаю, только твои огненные кони могут домчать нас туда еще до заката. У гелонов тоже неплохие, но в сравнении с твоими... разве только на мясо.
Томас с опаской поглядывал на далекий косяк, где едва различал конские головы. Среди крестоносцев ходили жуткие рассказы о конях гуннов, которые едят только человеческое мясо, бьются с врагом наравне с хозяином, а если хозяина собьют на землю, то конь все равно хватает его в зубы, хоть живого или мертвого, и приносит в родной дом. Такого коня невозможно приручить другому, он умрет от голода или бросится в пропасть, но чужаку служить не станет...
От табуна отделилась кучка, Томас заволновался, но Олег с двумя гуннами выехал вперед. Табунщики вели на арканах двух... нет, Томас не решился бы назвать их конями, настолько отличались от простых коней, а простыми Томас сейчас назвал бы и тех, которых седлают для императоров.
Рослые, иссиня черные, но с красными гривами и хвостами, они мчались легко, едва касаясь земли узкими копытами. Гривы стелились как пламя пожара, глаза полыхали словно угли костра, а пасти казались пастями диких зверей, где белые ровные зубы блестели хищно, пугающе.
Томас даже попятился с конем вместе, когда чудо-коней остановили перед их маленьким отрядом. Олег соскочил на землю, уже щупал коням бабки, заглядывал в рот, тыкал пальцем в брюхо, придирчиво похлопывал по крупу:
— Да, это та порода... Только вот здесь слабовато...
Табунщик сказал виновато:
— Больно сочная трава выдалась! Не успели сожрать, как снова выросла. Так и не пришлось откочевать на горное пастбище.
— Тогда просто бы погоняли, — сказал Олег сердито. — Нагрузить пару мешков с камнями, пусть побегают одну полную луну. И все подтянется.
— Спасибо, Метатель Топоров. Сделаем, как ты скажешь. Какого берешь?
Олег оглянулся на Томаса:
— Пусть сэр рыцарь выбирает. Он у нас благородный! Поверишь ли, его самого уже выбрали. Королем. Правда, не нем не больно поездишь...
Томас чувствовал, что на него посматривают с сомнением. С надменным видом соскочил, стараясь не сильно сгибать колени под тяжестью доспехов, ткнул пальцем в коня, который показался чуть менее диким:
— Вот этого. Он вроде бы злее.
Табунщик поклонился:
— Верно! Что значит, нашего корня воин. Сразу коня видишь. Этот любит прикидываться тихоней, но знатока не провести...
Томас, холодея, как будто голым выскочил на мороз, пробормотал:
— Конечно, мне да не понять... гуннского коня?
Голова его коня была как скала, на лбу можно мечи ковать, верхнюю губу чуть приподнял, белые зубы прямо волчьи, только впятеро крупнее. Не то насмехается, не то собрался грызануть. С такими зубами любой панцирь сомнет как лист подорожника.
Синие глаза рыцаря встретились с кровавыми глазами коня-зверя. Если ты меня опозоришь, мысленно поклялся Томас, то узнаешь сколько весит мой кулак в боевой железной рукавице. Даже если твоя голова крепче скалы, вряд ли не разлетится вдрызг...
Ему показалось, что в безумных глазах зверя с гривой мелькнуло какое-то выражение, но разглядывать некогда, одной рукой ухватился за недоуздок, другую положил на холку, собрался с силами и... почти взапрыгнул на широкую, как стол, спину. Во всяком случае ощутил себя на коне, тот еще стоял ошеломленный, тряс головой, не в силах придти в себя от такой предерзости, а Томас на всякий случай изо всех сил, стараясь делать это незаметно, сжал конские бока коленями.
