Гай Гэвриел Кей - Поднебесная
На второй день она впервые видит гору Каменный Барабан, поднимающуюся над плато в великолепном одиночестве. Ее зеленые склоны подобны нефриту в лучах солнца. Это одна из пяти Священных гор.
Вечером четвертого дня они подъезжают к ней. Каньлиньские воины едут впереди, медленно поднимаясь по извилистой тропе на поросшем лесом склоне, пока наконец они не подъезжают к плоской вершине, которая дала горе ее название. Там стоит святилище, и там Шэнь Ли-Мэй ждет учтивый прием, благодаря ее брату. И в тот вечер ей рассказывают, как и было обещано, о том, что произошло – у Стены и в других местах, – и что это означает для империи и для времени, в котором они родились…
* * *По крайней мере, три историка более поздней династии, работая в Зале Летописей (после того, как его заново отстроили), высказали мнение, что десятки миллионов людей могли бы избежать голода, войны, переселения и гибели, если бы кто-нибудь остановил украшенную перьями зимородка карету генерала Ань Ли, когда она мчалась на северо-восток той весной, возвращаясь на его территорию. И к его армиям.
Солдаты на командных постах, которые миновала та карета, не имели оснований ее задерживать, с этим историки согласились. Они не осуждали командиров и солдат, которые смотрели на проезжающую карету, тяжело катившуюся по дорогам Катая в те теплые дни и ночи.
Они всего лишь придерживаются правды, писали историки.
А вот другие историки, того же периода и более поздних, с ними не соглашались. Эти авторы высказывали предположение, что «правда», когда исследуешь события и летописи прошлого, всегда неопределенная, ненадежная. Никто не мог бы сказать точно, как потекла бы река времени, вздуваясь или опадая, принося повадки или мягко увлажняя поля, если бы какое-то одно событие, или даже многие, развивались иначе.
Такова природа бытия под небесами, писали несогласные ученые, что мы не можем точно знать подобные вещи. Мы не можем прожить жизнь дважды или наблюдать, как разворачиваются мгновения прошлого, подобно шелковому вееру придворной дамы. Река течет, танцоры заканчивают свой танец. Если музыка начинает играть снова, они начинают новый танец, а не повторяют старый.
Отметив это, приведя противоречивые встречные аргументы, как можно осторожнее (а в одном случае – даже как можно лиричнее), эти историки, все без исключения, по-видимому, пришли к единому мнению и остановились на разумном числе. Сорок миллионов, решили они. Именно столько людей погибло в результате Восстания Ань Ли.
Глава 21
Ань Цао, второй сын генерала Ань Ли, уже три года жил во дворце Да-Мин, наслаждаясь многочисленными удовольствиями загородной жизни и почетом, положенным сыну выдающегося отца.
Он имел официальный ранг тысячника дворцовой стражи Летающий Дракон, но, как и большинство других офицеров этой довольно символической армии, проводил свои дни, охотясь в Оленьем парке или в более удаленных угодьях, играя в поло или отправляясь на прогулки верхом в поисках развлечений вместе с сыновьями аристократов, мандаринов и старших офицеров армии. Ночи его были посвящены удовольствиям в разных домах Северного квартала или в компании гибких, ухоженных женщин, которых приглашали в особняки города или во дворец, чтобы ублажать могущественных и богатых мужей своей музыкой и своим телом.
В тот самый день, когда в Да-Мин пришла новость о том, что его отец Рошань поднял восстание на северо-востоке и провозгласил себя императором Катая и основателем Десятой династии, Ань Цао был обезглавлен в садах дворца.
Покрытый гравировкой меч, который это сделал, держал в руках сам Вэнь Чжоу, первый министр. Крупный мужчина, умеющий обращаться с клинком, хотя и несколько импульсивный.
Этот поступок старшие мандарины считали ошибкой, еще в то время. Сын был полезен живым, как заложник или как гарант доброй воли в переговорах о мире. Мертвый он стал бесполезным, а возможно, даже хуже, если его отец окажется мстительным.
Конечно, Вэнь Чжоу был также объявлен причиной предательского восстания Ань Ли: необходимо освободить империю от безрассудного, некомпетентного правления продажного первого министра, присутствие которого во власти доказывало, что престарелый император потерял представление о своем пути – и мандат на правление от богов.
Так было заявлено в письме, доставленном в Да-Мин курьером из каньлиньских воинов. Эти воины играли важную роль во времена конфликта: их можно было нанять и им доверяли обе стороны.
Учитывая объявленную причину восстания, то, что Вэнь Чжоу собственноручно убил сына Ань Ли, многие восприняли, ломая руки и качая головой, с большой тревогой. Однако некоторые отметили, что суждения и реакцию гражданских служб в те первые дни восстания нельзя было назвать спокойными и сдержанными – как и здравыми.
По правде говоря, во дворце и за его пределами воцарилась паника.
Как и следовало ожидать, попытка скрыть известие о восстании оказалась безуспешной. Синань – не тот город, где можно скрыть какую-то новость. А когда она разнеслась по столице, то разлетелась повсюду.
Кто-то сказал, что в северной части неба за неделю до этого видели красный огненный шар. И что об этом сообщили астрологам из Школы Безграничной ночи.
Правда это или нет, но на севере находилась армия, крупная армия. И она, по-видимому, двигалась к очевидной первой цели восставших – ко второму по величине городу империи. Еньлин находился к востоку от Синаня, ближе к Большому каналу, за перевалом Тэн. Наступление Рошаня грозило страшной бедой почти миллиону преданных подданных императора за стенами этого города.
Вероятно, они сдадут город.
По-видимому, многие города к северу от Золотой реки уже так и сделали. Доходили сведения, что Рошань с учтивостью относится к чиновникам префектур и что многие из них переходят на его сторону. Трудно судить о степени правдивости этих донесений: расстояния были большими, связь стала ненадежной.
Но вот что было непреложной истиной: армии, которые могли оказать сопротивление Рошаню, находились на юге, на западе и на северо-западе и не могли попасть к Еньлину вовремя, чтобы оборонять его. Лучшее, что они могли сделать, – и этот план сразу же приняли военные, – защищать перевал Тэн.
Принимая эти решения, первый министр Вэнь Чжоу проявил решительность и уверенность, это признали все. Среди военного руководства и мандаринов, охваченных в разной степени ужасом и неуверенностью, он постоянно высказывал мнение, что Ань Ли скоро остановится, что возмущение за спиной мятежника остановит его продвижение. Катай, заявил он, никогда не примет и не поддержит неграмотного варвара в качестве императора. Как только до народа это дойдет, события пойдут своим чередом.
