Сергей Жилин - Неделя: истории Данкелбурга
Было ли у меня право останавливать Помелу? Не думаю… Видя, как ей на самом деле тяжело со мной, я, наверное, даже хотел, чтобы она ушла. Пусть уж лучше она будет с кем-то другим, Пусть ей там будет лучше.
Она ходила по квартире с сигаретой в зубах – единственный случай, когда она курила в доме…
Я бы предложил ей помощь в сборах, но… это бы прозвучало так, словно я её прогоняю… А это не так.
Наконец, она собрала две большие сумки и готова была уходить. Она решила ехать в свой старый дом, доставшийся ей после смерти бабушки. Собиралась доехать на автобусе.
В дверях она замерла на пару секунд, обернулась… Взгляд из-за плеча, такой тоскливый и неуверенный… Из-за шляпки на лицо падает густая тень, так что не могу разглядеть её лица… В зубах сигарета, от которой вверх ползут кривляющиеся змейки дыма…
Затем она уходит, чтобы мы больше никогда не увиделись, никогда она мне не звонила, да и я не мог, так как не знал номера… Можно было попросить ребят на работе узнать, но мне не хотелось этого делать…
Спустя месяц у меня начались проблемы с сердцем…
Спустя два – с лёгкими…
Уже в участке я узнал, что ребятам не удалось взять Хельмута: он ушёл задолго до того, как прибыло подкрепление. Выходит, я только спугнул преступника…
Отогреваться толком не было времени, я успел только заскочить в горячий душ да переодеться. До меня донесли, что Виктор, мягко говоря, недоволен. Неважно, сейчас мне меньше всего интересно, как там поживает начальник.
Получив номер машины, ребята принялись искать информацию об этом Штосе, будь неладен его род вплоть до пра-правнуков…
К счастью, никто не стал у меня выпытывать, где я раздобыл адрес синдикатовца. Знают, что не всю информацию я получаю законным способом, и вникать в это дело не стоит.
В целом, всё очень плохо: одна ниточка в этом деле выскользнула у меня прямо из рук, лицо до сих болит, в конце концов, моя машина теперь лежит на дне реки и обрастает тиной…
Теперь-то это дело становится чем-то личным! Былого равнодушия по его поводу я не испытываю! Где-то в глубине души я понимаю, что сейчас не хочу отдавать его никому почти так же сильно, как и Ирвин.
Паренёк, кстати, ждал меня в кабинете. Что-то колдовал над картой города…
– А, Коперни, – устало поприветствовал я напарника, – Как успехи?
– Зиммер, рад что Вы уцелели…
– Да, да, конечно, – отмахнулся я, – Всего-то ноги промочил. Как успехи, спрашиваю?
Дождавшись, пока я усядусь в кресло и откашляюсь (похоже, простыл), Ирвин пододвинул карту Данкелбурга, испещрённую различными отметками:
– Здесь я отметил случаи оживления банд в городе за последние три дня, – указал на крестики напарник, – Их полно во всех районах, но на севере вообще твориться что-то ненормальное. Очень похоже на войну преступных группировок…
– Войну? То есть, ты считаешь, что случай убийства сторожа свалки и проникновение в дом Катарины – это всё связано с ней?
– Не совсем. Видите ли, беспокойно везде, кроме самого центра. В тех двух случаях участвовал Синдикат, но в саму войну он не ввязывается…
– Если это война…
– Кто-то хочет, чтобы это было войной, – почесал подбородок Ирвин.
Тут я, похоже, понял, к чему клонит напарник:
– Тот маскарад…
– Именно! Полиция также отметила случай чрезвычайно агрессивного поведения Красных Поясов на севере – они себя так не ведут. Всё сходится к тому, что происходящее – дело рук Пятого Синдиката. Используя маскировку, они, очевидно, собрались стравить все крупные банды.
Я ещё раз пересчитал крестики на карте: десятки случаев во всех районах Данкелбурга, кроме центра… Чёрт, как похоже на правду. Синдикат плетёт интриги…
Это, однако, не отвечает на вопрос, что им нужно от Катарины…
– Ну, и каков наш следующий шаг, Коперни? – спросил я, отложив карту в сторону.
– Если бы удалось схватить того синдикатовца, что чуть Вас не убил, то всё бы уже могло кончиться, а так… Есть зацепка, но очень слабая…
– Что это?
Порывшись в своих записях, усатый паренёк «поправил» галстук и только затем ответил:
– Во время стычки с Красными Поясами был убит один из бандитов. Его тело отправили в центральный морг. Сегодня с утра стало известно, что осматривающий его врач не вышел на работу. Связаться с ним не удаётся. Я получил адрес, так что можно съездить посмотреть…
– Да, Коперни, давай-ка съездим и посмотрим, – ответил я, уже отыскивая в шкафу запасные плащ и шляпу.
Ехать пришлось на служебной машине. Когда я по-настоящему осознал, что больше мне на своём «Хорьхе» не ездить, хотелось реветь от злости. Сейчас я, вроде, поутих, успокоился, но смириться мне будет действительно нелегко.
За руль сел Ирвин. Мне очень не нравится, как он водит: весь напряжён, в руль вцепился, словно в штурвал истребителя, едет дёргано. Неспокойный ты…
– Сколько ты водишь? – невзначай спросил я, когда надоело молча пялиться на мельтешащие дворники.
– Четыре месяца… а что?
– Слишком уж ты напряжён. Меня это смущает…
Следующие шесть кварталов мы проехали в тишине, нарушаемой лишь мерным гулом мотора. Совсем не тот звук, который я привык слышать. Мой «Хорьх» без конца чихал, кашлял и гремел. В нём была жизнь, в нём было желание за эту жизнь цепляться.
А у этого транспортного средства голос строгий, интеллигентный и глупый.
– Как думаете, мы раскроем это дело? – с детской наивностью спросил Ирвин.
– У дела слишком глубокие корни, чтобы мы справились с ним одним махом. Но скажу тебе так: у Синдиката десятки штабов в центре, и каждый занимается своими обязанностями. Если накроем тот, что отправил верзил по душу Катарины, это можно будет считать раскрытием дела…
– И Вы верите в это?
– Не думаю… – честно признался я, – Полиция так давно безуспешно борется с Синдикатом, что поверить в нашу победу трудно… Ты, конечно, отлично поработал, но это, возможно, будет бессмысленно.
Эти слова, отчего-то вызвали у напарника всего лишь усмешку…
– Что-то не так, Коперни?
– Нет, – коротко ответил он, – Просто это первый случай, когда Вы меня похвалили. Обычно лишь критикуете…
– Критикую я тебя лишь тогда, когда ты занимаешься ерундой. А вот сейчас ты взялся за дело, да ещё и мозги подключил. За такое можно и похвалить…
Очередной приступ кашля согнул меня пополам, так что я не смог видеть лица напарника. Думаю, он сейчас улыбается.
Улица Енголстрабе, дом номер шесть. Частный, огороженный, как и многие дома вокруг, высоким забором.
Мы выбрались из машины и сразу же направились к калитке. Попав во двор, я тут же обратил внимание на то, что дверь распахнута настежь.
