Александр Бушков - Чужой среди чужих
У подножия башни послышался чистый высокий звук, похожий на звон гонга, поднялся до самых высоких нот и рассыпался переливами серебряных колокольчиков.
Сварог одним прыжком оказался у парапета. У нижней ступеньки в невысоком куполе бледно-золотистого света стояла обнаженная девушка, глядя ему в глаза, весело, доброжелательно улыбаясь.
Черные волосы спускались до пояса, глаза были зеленые, огромные, на смуглой коже сверкало алыми и зелеными самоцветами затейливое ожерелье из золотых треугольников с подвесками.
Он молча ждал, стоя в тени, отброшенной гигантской птицей. Девушка переступила с ноги на ногу, улыбнулась еще шире и спросила:
– Что ты там делаешь?
– Живу я тут, – сказал Сварог.
– Ты там собрался ночевать?
– Есть такая задумка, – ответил он кратко, сторожа каждое ее движение.
– Там холодно и неуютно. – Ее улыбка стала еще шире и обольстительнее. – Мы можем предложить тебе гостеприимство в наших шатрах, это наш старинный долг – заботиться о попавших в беду путниках… Здесь много чудовищ и нечисти, а мы умеем от них защищаться…
По крайней мере, девчонка пока была единственной из всех встреченных Сварогом насельников Хелльстада, кто разговаривал на человечьем языке и производил впечатление достаточно разумного существа. (Голова Сержанта не в счет – кроме разудалой песни и собственно головы в ней не было ничего от человека.) Так что вполне может статься, обнаженная красотка не лукавит и действительно является той, за кого себя выдает. В конце концов, кто сказал, что в Хелльстаде обитает только нечисть?.. Несколько настораживала ослепительная, нечеловеческая красота девушки вкупе с костюмом Евы… но вдруг у них мода такая?
– Кто ты? – спросил Сварог.
– Мы живем здесь испокон веков. – Голос был нежный, как краски на крыльях бабочки. – Переселились в эти края даже раньше, чем тут завелась нечисть. Мы самые древние, путник, и наши законы, принятые на заре времен, повелевают нам помогать всем попавшим в беду…
– А кто тебе сказал, что я в беде? – спросил Сварог не без интереса. Девочка была – с ума сойти.
Серебряным колокольчиком прозвучал нежный смех:
– Я видела, как ты бежал по равнине… Тебя преследуют, верно ведь? Они скоро будут здесь, и эти древние развалины тебя от них не спасут… Ты же видел скелеты? Так кончают те, кто оказался застигнут нечистью ночной порой… Спускайся, я отведу тебя в шатер, а утром ты пустишься в дорогу… Ты ведь к реке идешь?
– Допустим.
– К реке, – улыбаясь, промурлыкала девушка. – Я тебя провожу утром, дальше начинаются наши земли… Или я тебе не нравлюсь?
– Поднимайся сюда, – сказал Сварог.
Она покачала головой:
– Мы передвигаемся только по земле, так уж заведено… Мы не любим зданий, особенно таких, как это, пропитанное черным волшебством. Совсем скоро тебе придется плохо, ты и не представляешь, куда попал. Как только закатится Йагупта, – она грациозным жестом указала на сияющий серп Юпитера, – проснутся здешние духи… Спускайся ко мне, рыцарь. Неужели ты боишься пройти рука об руку с хрупкой девушкой?
Пора было и посмотреть, что представляет собой эта хрупкая девушка… Он произнес заклинание. Ожидал, конечно, «ряд волшебных изменений милого лица» – но реальная сущность ночной гостьи оказалась такова, что Сварог испытал весьма сложные чувства. Ему пришло в голову: было бы даже лучше, окажись у подножия лестницы целиком и полностью отвратное чудовище…
В общем, красавица осталась почти такой же пленительной – личико, прическа, ожерелье и фигура особых изменений не претерпели. Вот только зрачки огромных зеленых глаз превратились в вертикальные щели вроде кошачьих или змеиных.
Змеиных, конечно… Чуть повыше колен ноги неуловимо переходили в толстое змеиное туловище с крупными чешуями, покрытыми зигзагообразным черно-желтым узором, длиной уарда в три, оно плавными изгибами протянулось по земле в сторону от ступенек (словно стрелка компаса, отклоненная магнитным полем), и острый кончик, покрытый толстыми роговыми кольцами, в точности как у гремучки, ритмично и неустанно колыхался над травой, подобно стрелке метронома…
Должно быть, он чем-то выдал себя: лицо девушки-змеи (и в новом облике оставшееся обольстительно-наивным) вдруг напряженно застыло.
– Что с тобой, рыцарь?
– Да ничего особенного, – сказал Сварог. – Стою, смотрю… Что это у тебя там, сзади, болтается? На змеиный хвост похоже…
– Ах, вот ты о чем… – Она моментально справилась с собой, смотрела с прежней улыбкой, ангел честности и доброты. – Я не хотела тебя пугать… Вы, люди извне, так быстро пугаетесь всего непонятного… Что во мне тебя страшит? То, что я на тебя не похожа? Что же здесь странного? Просто я другая… Это еще не означает, что от меня нужно ждать плохого, верно ведь?
– Убирайся, – сказал Сварог. – Сгинь, рассыпься… Иначе получишь серебром в лоб.
– Ты не рыцарь, – сказала она грустно. – А серебра я не боюсь… Хочешь убедиться? – Улыбка была чарующей, на Сварога ни одна женщина в жизни так не смотрела. – Я хочу тебя, рыцарь, хоть ты и груб… Спускайся ко мне. Там, наверху, одиноко и холодно… Мои поцелуи горячат кровь… Если я тебе не нравлюсь, есть другие, еще красивее…
Осененный внезапной догадкой, Сварог отбежал к противоположной стороне парапета. Так и есть: вдоль стены медленно скользили еще четыре таких же создания. Две девушки, ничуть не уступавшие прелестью его собеседнице, мужчина с густой курчавой шевелюрой и растрепанная старуха с обвисшими грудями, но столь же роскошным ожерельем на шее. Увидев, что обнаружены, они ничуть и не смутились, похоже, девушки заулыбались, замахали руками:
– Спускайся к нам, рыцарь! Мы рады гостям и умеем любить! Не пугайся непонятного, разве оно непременно должно стать враждебным?
– Золотые слова, – проворчал Сварог под нос.
Вообще-то в этом была сермяжная правда. Возможно, змеелюди – добрейшие создания с тысячелетними традициями щедрейшего гостеприимства. Непонятное и в самом деле не обязательно враждебное…
И все же на равнине валяются скелеты. А вокруг простирается Хелльстад. Не время и не место для доверчивости…
Вернувшись к лестнице, он глянул вниз. Девушка стояла на том же месте, увидев Сварога, медленно подняла над головой тонкие руки, грациозно выворачивая кисти, прошлась в танце – даже теперь, когда он видел, что это танцует на хвосте змея, танец завораживал…
Завораживают?! Вот именно!
Отступив к изваянию птицы, он сел на прохладный камень, опустил голову, зажал ладонями уши, но все равно явственно различал неизвестно откуда льющуюся нежнейшую мелодию, прекрасную, как радуга, и девичьи голоса, проникавшие, казалось, под череп:
