Сердце ледяного мира (СИ) - Шепот Яна

Взяв канделябр, Ивор подошёл к шкафу. Его дверцы украшали нарисованные фигурки зверей и птиц. Пламя свечи отражалось в глазах из чёрного оникса, и казалось, будто они живые.

Ивор сменил жупан на ночную рубаху и колпак. Зачерпнул воду из миски на ночном столике и умылся. Из затуманенного неровного стекла на него таращился мужчина лет сорока, с вытянутым лицом. Оно было похоже на перепаханное поле: по бледной коже тянулись борозды от морщин. Они пересекали лоб, обвились вокруг глаз и губ. Волосы, в молодости густые, длинные и белоснежные, теперь потускнели, поредели, а на макушке вылезла лысина. Как только Ивор с ней не боролся: втирал масла, пил настойки, что советовали лекари и цирюльники, — ничего не помогало. Приходилось прятать лысину под волосами, специально зачесывая их назад и собирая в тонкий хвост. Старость. Никуда от неё не деться. Ивор обречённо вздохнул, затем взял полотенце, которое лежало около миски, промокнул лицо.

Сон склеивал веки и наполнял тело приятной тяжестью. Постель выглядела притягательной и манящей. Как же хотелось лечь на эти простыни, зарыться головой в мягкую подушку, но нужно было выполнить ещё парочку дел.

Ивор надел тапочки, утеплённые мехом, и пошёл в комнату дочери. Прикрывая пламя свечи ладонью, залюбовался разметавшимися по подушке кудряшками Алин. Какая же она красивая, его доченька! Вся в маму, в его любимую, так рано ушедшую из жизни Полиану. Алин, казалось, взяла от мамы и её рода Данио всё самое лучшее: кучерявые волосы, круглое лицо, пухлые губы, аккуратный подбородок и родинку под правым глазом. Ещё от жены дочери перешли пышные формы, как у королевской особы, которая никогда не знала голода и лишений. От отца Алин взяла лишь широкие брови и голубой цвет глаз.

Ивор поднял книгу, которая валялась на полу возле кровати — видимо, дочь опять полночи читала — и положил её на прикроватный столик.

— Хороших снов, моя принцесса, — прошептал он и поцеловал Алин в лоб.

Затем он спустился в Святилище — просторную комнату, в центре которой, образуя круг, стояли кумиры Богов — гигантские, в два раза выше Ивора, деревянные идолы с человеческими лицами. Нут, Нид, Бальт, Мара и Кай. Каждый в руках держал свой символ. Кай, бог войны, опирался на меч. Мара была богиней смерти и хаоса, поэтому она держала серп, которым перерезала нити живущих. Бальт, как бог законов и порядков, стоял с книгой, а Нид, покровитель торговцев, сжимал горсть монет. Нут же вырезали с семечками яблока на ладони — символом плодородия.

Возле каждого идола стоял алтарь. Ивор склонил голову перед Нут и попросил у неё защиты для себя и Алин, затем насыпал в чашу немного зерна. После поклонился каждому богу, шепча: «Помним и чтим».

Глаза слипались, сознание затягивалось сладкой пеленой. Выходя из святилища, Ивор несколько раз зевнул. Правда, пока он дошел до кровати, сон куда-то улетучился. Немного поколебавшись, Ивор всё же затушил свечу и залез под одеяло.

За окном шевелились тени, тихо, но злобно завывал ветер. Лиственное дерево, которое росло недалеко, в свете небесных линий походило на лешего, только очень истощённого.

Поняв, что не уснёт, Ивор поднялся, зажёг свечу и подошёл к шкафу. На одной из полок, под одеждой, хранилась шкатулка-сундучок. Пока она не имела особой ценности, но через какое-то время и при определенной удаче, её содержимое станет на вес золота. За спрятанные в ней тайны можно будет лишиться головы.

Ключ от сундучка висел на длинной верёвке на шее. Только так Ивор был уверен, что никто случайно или специально не залезет в его тайны. Щёлкнул замок. Скрипнула крышка. Внутри лежали письма и скрученные, словно древесные опилки, полоски бумаг.

«Посетил деревню Хикс. Женщина не та, которую мы ищем». «Напал на след. Еду на север», — текст был написан острым почерком, буквы напоминали цепи горных вершин.

Ивор вытряхнул записки на стол, достал письмо — тонкий узкий лист желтоватой бумаги. Оно пришло пару дней назад. Почерк был точно таким же неровным и острым, как в записках.

«Уважаемый войт Блом!

Пишу Вам с радостными вестями. Мне удалось встретиться с таинственным господином Н. Мы выпили по кружке пива в таверне «Серебряный ручей», что находится на окраине квартала элладов в Иднасе. Н. оказался человеком, правда, премерзким. Если бы не наше дело и не та информация, которой он владеет, ни за что не стал бы с ним якшаться.

За мешочек звонких монет он рассказал мне любопытную вещь. Он был знаком с интересующей нас женщиной. Н., правда, он был тогда мальчишкой, но запомнил её хорошо, так как она имела скверный характер.

Женщина жила рядом с кварталом элладов и очень много пила. Господин Н. часто встречал её спящей под забором или выпрашивающей милостыню. Он утверждает, что женщина приехала в Иднас с маленьким сыном, тому лет семь было. Года через два ребенок пропал, и никто не стал выяснять, что с ним. Поговаривают, мальчишка умер: то ли мать его прибила сгоряча, то ли от голода и недосмотра. По крайне мере, так многие считают, но господин Н. настаивает, что мальчишка сбежал.

Ещё мне удалось узнать, что М. приехала с северных земель княжества Сол. Господин Н. не знает, откуда именно, но отметил, что акцент у неё был, как у северянки. Но он знает, где в последний раз останавливалась женщина, перед тем, как приехать в Иднас, — это постоялый двор «Расколотая кружка», который на Главном перекрестке. Посоветовал мне съездить туда разведать. Говорит, что там хозяйка уж очень падка на золотые монеты.

После моего разговора с господином Н., я походил по улицам, расспрашивая местных. Монеты очень хорошо освежают память. Вспомнили её. Да, говорят, была пьяница и померла пьяная в своей постели. Захлебнулась в собственной… простите… рвоте.

Нашёл я одну даму, назовем ее К., которая неплохо была знакома с ней. К. рассказала, что наша женщина приехала очень даже в приличном виде вместе с маленьким сыном, сняла комнату, каждый вечер принаряжалась и бегала в квартал элладов. Что она там делала, никто не знал. Поговаривали, будто у неё была необъяснимая страсть к элладам. Но однажды её вылазки прекратились, и М. стала налегать на спиртное. Отношение к цветноволосым тоже резко поменялось. Если раньше М. горела страстью, то потом, приняв на грудь, выходила на мостик, соединяющий квартал людей с кварталом элладов, и плевала в их сторону.

Больше мне ничего не удалось узнать. Нужно отправляться в «Расколотую кружку». Может, там нам повезёт больше.

Прилагаю к письму лист, на котором указаны все расходы на жильё, еду и информацию.

Так же хотел сообщить вам, что деньги, выделенные мне для расследования, подходят к концу: осталось 15 Сольт. Я осмелюсь попросить Вас передать мне еще 100–150 Лир.

Низкий Вам поклон от вашей птички».

Ивор отложил письмо. 150 Лир — крупная сумма. Расследование затягивалось, цена росла. Но он так долго гонялся за призраками, не знал, что искать, просто шёл по неясному прерывающемуся следу… Почти отчаялся, а потом совершенно случайно какая-то распутная девка в дешёвом трактире передала пташке интересные слухи. Она знала одного человека до того времени, как он стал величать себя Пророком. Ивор приказал разнюхивать в этом направлении, и оказалось, что там воняло обманом, насилием и безумием. Вряд ли Пророк, который нашёл теплое местечко под крылом князя, захочет, чтобы кто-то узнал его тайны. Они становились все грязнее и грязнее: вскрылась правда про маму. Оказывается, та была пьяницей со странной любовью к элладам.

Ивор чуял: чем сильнее он тянул за ниточку, тем страшнее тайны вылезали на поверхность. Вдруг Пророк окажется наполовину элладом? Это будет как гильотина над его шеей! Религия, которую распространяет Пророк, брызжет слюной в сторону элладов и магии, а тут оказывается, что самый главный — тот ещё колдун, и все его чудеса рождаются от магии, а не от связи с Богом.

От возбуждения и нахлынувших мыслей Ивор расчесывал ногу.