Вадим Панов - Четвертый сын
— Почему он Изгой?
— Потому что не такая скотина, как остальные человеки.
— Почему он рискнул погнаться за мной накануне Отига?
— Потому что ему сказали, что ты украла ребенка.
— Для него это важно?
Орвар не ответил. Оторвал кусок мяса и принялся жевать, выразительно глядя на Гарусу: разве и так непонятно?
— Леннарт мечтал стать благородным рыцарем… — задумчиво протянула нигири.
— Да, — подтвердил толстяк.
— Честь для него не пустой звук.
— Возможно.
— Пытаясь спасти ребенка, он не испугался Отига…
Решение пришло внезапно. Обрушилось лавиной, захватило разум и твердо заявило: «Я — правильное!»
— Я знаю, что потребовать за остатки магии, — решительно произнесла Гаруса. — Наложи на ребенка чары на остаток пути: пусть любой, кто его увидит, принимает его за сына моего народа.
Несколько секунд толстяк обдумывал слова женщины, а потом вдруг заржал. Не засмеялся, не захихикал, а именно заржал. Как конь. Как человек, услышавший невероятную шутку.
— Ты умна, Гаруса! Этот кретин Углежог даже не представляет, насколько ты умна!
— Ты сделаешь?
— Разумеется! — Он вытер слезы рукавом собачьей шубы: — Я сделаю, Гаруса, я все сделаю. И… — Орвар помолчал. Стал серьезен. И даже проникновенен. — Я ведь по-разному могу грызть. Могу дробить каждую косточку, причиняя невыносимые страдания. А могу лишь коснуться, собирая ненужную больше плоть. Твои кости я обглодаю очень аккуратно, Гаруса. Ты ничего не почувствуешь, ты просто уснешь. И еще я дам знать твоим родичам, они позаботятся о твоем четвертом сыне.
— Это больше, чем я просила.
— Это все, что я могу для тебя сделать.
* * *Сердце Изгоя громко стукнуло и провалилось в ледяную бездну.
Дрожащими, в один миг ставшими непослушными пальцами Леннарт развернул первый слой многочисленных одеял и увидел беличьи ушки с пушистыми венчиками кисточек и синие, точно тысячелетний лед Грейсварангена, глаза.
Ясные, незамутненные глаза маленького нигири.
Староста Гунса не врал, но и всей правды не сказал. Вор действительно украл ребенка, но своего ребенка. Мать спасала дитя.
Изгой скрипнул зубами и едва удержал рвущиеся наружу ругательства — он никогда не сквернословил при детях. Чувствуя себя последним дерьмом, Леннарт посмотрел на мертвую женщину, на горы, к которым она так спешила, и вновь встретился взглядом с младенцем.
— Птик-чик-мирк.
— Да, — глухо согласился наемник, — вполне возможно.
Каким образом кроха попала к директору королевской труппы? Что он собирался делать с младенцем нигири? Какая разница? Леннарту было плевать на это. Даже если малыша везли к самому королю, даже в этом случае.
Плевать.
— Я виноват перед тобой, маленький нигири, я крепко перед тобой виноват. Я не смогу ничего исправить, но… но будь я проклят, если не закончу путь твоей матери.
Леннарт из Гренграса по прозвищу Изгой взобрался в седло и, осторожно прижимая сверток к груди левой рукой, направил жеребца к Мышиным горам.
Сноски
1
Взаимосвязан с рассказом Алексея Пехова «Лённарт из Гренграса». См. сборник «Убить Чужого».
2
Сив — невеста (норв.).
