Пол Андерсон - Фантастическая сага
Скафлок поспешно зажал ей рот ладонью: им вдруг снова овладели прежние страхи.
— Нет. Ты же знаешь, Тюр предостерегал меня от этого знания.
— А ты заставь меня замолчать. Поцелуем.
— Нельзя больше медлить… — Он сделал, как просила Лиа. — Ну что, идем мы или нет?
— Холоден твой поцелуй, — проговорила она с горечью. — Но чего же я ждала? Так всегда бывает, когда сердце молчит, а говорит одно лишь чувство долга. Ну что же, идем. Однако не можешь же ты идти вот так, нагой, безоружный. Поскольку в зверином обличии железный клинок ты унести не сумеешь, лучше тебе одеться. — Она открыла сундук. — Тут есть туники, штаны, башмаки, плащи, все, что душе угодно. Бери, что хочешь.
Скафлок с лихорадочной поспешностью оделся. Одежды были богатые, отороченные мехом. Они пришлись ему как раз впору: видать, имриковы одеяния уже успели подогнать Валтарду по фигуре. На пояс себе он повесил заступ. Лиа накинула на голое тело алый плащ, и они, выйдя из палаты, двинулись вниз по винтовой лестнице, эльфийка впереди, Скафлок следом за ней. Казалось, конца не будет этим ведущим вниз, в подземелье, ступеням. На холодной, сумрачной лестнице было тихо, но тишина эта была подобна натянутой до предела струне, которая вот-вот лопнет, не выдержав страшного напряжения. На одной из площадок стоял на часах тролль. Скафлок потянулся было к своему заступу, но стражник с поклоном пропустил его и Лиа, приняв альфхеймца за Валгарда. (За недели, проведенные в изгнании, Скафлок успел уже отрастить такую же, как у усилка густую, хоть и недлинную, бороду.)
Наконец, достигли они тускло освещенного немногочисленными факелами подземелья, отведенного под темницы. Звук скафлоковых шагов гулко отдавался под сводами полутемного коридора, Лиа же двигалась быстро и беззвучно. С тех самых пор как отправились они в путь, она не проронила ни единого слова.
Вот и помеченный рунами камень в стенной кладке. Лиа кивнула на видневшуюся подле него запертую дверь:
— В этом застенке Имрик держал прежде троллицу, что рожала ему усилков. Теперь его самого заточили туда. Подвесили за большие пальцы рук над неугасимым огнем. Валгард, как напьется, тешится тем, что бьет его кнутом до потери сознания.
Скафлок вцепился в рукоять меча так, что костяшки пальцев у него побелели. Но даже в этот момент в глубине души он спрашивал себя: «А разве не меньшим мукам подвергал сам Имрик ту несчастную троллицу и других таких же страдальцев? Не права ли Фрида, не прав ли Белый Христос, о котором она рассказывала, говоря, что зло порождает лишь новое зло, близя конец света — Рагнарок, что наступит время, когда на смену гордыне и мстительности придет любовь и умение прощать, которые не будут уже считаться признаком слюнтяйства, но получат всеобщее признание, как высшее проявление мужества?»
Но Имрик его, Скафлока, приемный отец, а Альфхейм его родина. И почему только нельзя узнать ему тайну своего рождения? Скафлок что было сил рубанул заступом по стене.
Где-то в верхних переходах замка послышались крики и топот ног.
— Они подняли тревогу, — прошептала Лиа.
— Наверное, нашли стражника, которого я порешил, — ответил Скафлок, с еще большим остервенением вонзая заступ в стену. Цемент вокруг надобного камня начал уже крошиться.
— А когда ты входил в замок, тебя никто не видел?
— Может, и видел кто. Я орлом залетел.
Заступ сломался. Скафлок выругался и стал долбить стену его острием, отбросив в сторону ненужную теперь рукоять.
— Валгард не дурак, — проговорила Лиа, — коли проведает об орле, сразу догадается, что стражник убит не случайно. Он прикажет обыскать весь замок. Нас могут найти. Поспеши!
Поднявшийся наверху шум заглушали толстенные перекрытия донжона, и доносившиеся до подземелья отголоски его были куда тише, чем скрежет скафлокова заступа о вековые камни стены, тише даже, чем стук падающей с потолка капели.
Вот Скафлоку удалось засунуть острие в образовавшуюся щель в кладке и, действуя им как рычагом, выломить из стены проклятый камень.
Дрожащими от волнения руками достал он из открывшейся в стене ниши вожделенный меч.
К широкому разломленному пополам клинку пристали комья мокрой земли. Меч был обоюдоострый, громадный, тяжелый. Таким под силу биться лишь самым могучим из смертных воинов. Несмотря на то, что долгие годы пролежал он в сыром подземелье, сталь была не тронута ржавчиной, клинок даже сохранил свою какую-то совершенно невероятную остроту.
На золотой рукояти меча был выгравирован дракон, лежащий на груде сокровищ. На клинке имелась надпись рунами, прочесть которую Скафлоку не удалось. Он решил, что самые могучие из выбитых на мече заклинаний должны находиться на скрываемом рукоятью хвостовике клинка.
— Оружие богов, — проговорил он в восхищении. — Спасение Альфхейма.
— Спасение? — Лиа отшатнулась от него, подняв руки, как будто желая защититься от чего-то. — Не верю я, чтобы клинок этот мог послужить во благо. Стоило мне его увидеть, как в душу закрались сомнения.
— О чем ты?
— А ты сам разве не чувствуешь, что за сила, злая, алчная сила, заключена в этом исчерченном неведомыми рунами клинке? Дан он богами, но природа его отнюдь не божественна. Скафлок, на мече этом лежит проклятие. Он создан, чтобы нести гибель всему вокруг. — По телу Лиа пришла дрожь. То не был озноб от царящего в подземелье холода. — По-моему, будет лучше, если ты опять замуруешь меч этот в стену.
— Это наша единственная надежда. Другой нет, — Скафлок завернул обломки меча в свой плащ и взял сверток подмышку. — Надо выбираться отсюда.
Лиа, понурясь, пошла к лестнице.
— Выбраться будет непросто, — сказала она, — вряд ли нам удастся проскользнуть незамеченными. Если нас остановят тролли, молчи, не говори ни слова. Позволь мне объясниться с ними.
— Нельзя. Если ты потом останешься, не бежишь со мной, знаешь, что за это с тобой могут сделать?
Она обернулась. Глаза ее светились радостью.
— Тебя заботит моя судьба? Значит, я дорога тебе?
— Конечно. Мне каждый альфхеймец дорог.
— А Фрида?
— Она мне дороже всего на свете, дороже богов, людей и Дивного народа вместе взятых. Я люблю ее.
Лиа отвернулась и стала смотреть себе под ноги, на ступени винтовой лестницы.
— Я сумею постоять за себя, — проговорила она как-то бесцветно. — Скажу Валгарду, что ты меня принудил. Или обманул.
Когда же вышли они из подземелья и попали на первый этаж донжона, там творилось нечто невообразимое: посланные на поиски неизвестного злоумышленника тролли первым делом подняли ужасный гвалт и устроили толчею.
