Ирвинг Керидж - Глаз скорпиона
— Я могла бы убить тебя, властелин, но не хочу этого. Ты должен страдать как можно дольше, чтобы своими муками искупить зло, которое принес множеству людей за время своего правления.
Тибор сделал движение рукой, показывая, чтобы она замолчала:
— Я не собираюсь оправдываться перед тобой, только хочу заметить, что нельзя управлять государством, не причиняя зла отдельным людям. Я скоро умру без твоих жалких усилий, глупая женщина. Я давно готов к смерти.
— Ты не умрешь, кинар Тибор. Я сделаю так, чтобы ты жил долго и каждое мгновение своей жизни мечтал о смерти. Ты не сможешь пошевелиться, не произнесешь ни слова. Отныне твой удел — лишь думать о наказании, которое все же настигло тебя за этими толстыми стенами в твоей собственной постели. Но я не остановлюсь на этом. Я уничтожу кинну Ровену, а затем и всю твою семью.
При этих словах лицо кинара исказилось и побагровело. Он попробовал сесть, но усилия его были напрасны. Он только беспомощно протягивал руки, пальцы его шевелились в бессильной попытке схватить и задушить ненавистную женщину. Наконец, зря потратив остатки сил, он снова откинулся на подушку и закрыл глаза. Тогда Румелия встала, вытащила из-за пазухи два кожаных кулечка, наклонилась над кинаром и быстро вставила их ему в ноздри. Тибор вздохнул, дернулся и словно окаменел.
Румелия вынула кулечки, метнулась к двери и бесшумно выскользнула из спальни. Она не видела, что кинар, глядевший ей вслед, недолго мучился. Вскоре его лицо стало мертвенно-бледным, а глаза остекленели. Сердце кинара Тибора не выдержало горя и остановилось.
* * *
Хатани никак не ожидал увидеть Клементию у себя На постоялом дворе и в первое мгновение даже не поверил своим глазам. Однако это была она. Разве могли быть у кого-нибудь еще такие искрящиеся весельем глаза, ямочки на щеках, сочные губы и пухлый подбородок? Сердце трактирщика сильно забилось, когда он зашагал через весь двор к своей старой приятельнице, которая остановилась в воротах и нерешительно оглядывалась по сторонам.
Хатани давно был к ней неравнодушен. Он любил, что называется, женщин в теле. В молодости его угораздило жениться на стройной и красивой дочке соседа — владельца шорной мастерской. Брак этот был удачен во всех отношениях, кроме одного: его жена из тоненькой девушки с годами, после рождения пятерых детей, превратилась в изможденную костлявую женщину с плоской грудью и узкими бедрами.
Идя навстречу Клементии, трактирщик буквально поедал глазами великолепную фигуру разбитной служанки казначейши. Все в ней было пухлым: шея, плечи, грудь, а при взгляде на необъятные бедра, которые плавно покачивались при ходьбе, у бедолаги захватывало дух. Хатани расплылся в улыбке:
— Кого я вижу? Клементия! Неужели ты решила навестить меня? Как я рад тебя видеть!
Клементия заулыбалась толстяку, играя ямочками на щеках.
— Считай, что я соскучилась по тебе, Хатани, — сказала она игриво. — Только у меня еще и дельце есть.
— Ради тебя, моя радость, я готов забросить все свои дела, чтобы заняться одним твоим дельцем.
— Ты, кажется, не так меня понял, баловник.
Клементия поплыла к дому в сопровождении хозяина постоялого двора, семенившего рядом с ней то с одного бока, то с другого. Он попытался на ходу приобнять ее, но кокетка недвусмысленно дала ему понять, что пришла не за этим.
Когда они зашли в дом и трактирщик предложил выпить по кружечке пива, служанка не отказалась. С удовольствием отпив чуть-чуть густого темного напитка, она начала с похвалы:
— Хороший ты хозяин, Хатани. Двор у тебя просто загляденье.
— Спасибо на добром слове. — Хатани осторожно протянул руку и коснулся пухлого плеча Клементии: — Не томи, скажи, зачем пришла?
Она улыбнулась и, отстранившись, весело сказала:
— Пришла к постояльцу твоему, Зейнаду.
Толстяк посмотрел на нее с удивлением:
— Зачем он тебе?
— Он нужен не мне, а Румелии. Теперь они оба будут жить во дворце.
— Вот те на!
От изумления Хатани не нашел слов. Маленькие его глазки, заплывшие жиром, заблестели. Он радостно потер руки, предвкушая интересную беседу, во время которой предполагал выведать у сведущей служанки все новости, чтобы потом доложить их настырному Артаверу. А Клементия рада была почесать языком за кружкой пива.
— Представь себе, Хатани, я знакомлюсь на базаре с неизвестной женщиной, а через какой-то месяц ее приглашают во дворец лечить кинара!
— Но ведь кинар Тибор умер!
— Да потому что поздно ее позвали! Она даже не успела дать ему лекарство. Но Румелия так приглянулась кинне, что та решила оставить ее во дворце. Ну а муженек должен быть при жене. Вот меня и послали за ним.
Хатани заволновался:
— Странно, странно все это. Они подозрительные люди. Я сразу это заметил. Ну посуди сама, какой он купец, если ни слова не говорит? А если не купец, то на что они живут? Деньги у них есть, это точно. Нутром чую.
Клементия беспечно пожала плечами:
— А нам какое дело? Господа всегда готовы приютить у себя в доме любого проходимца, лишь бы здоровье поправить. Но надо отдать должное этой Румелии. Мою хозяйку не узнать. Вернее, сейчас-то как раз и можно узнать в ней прежнюю госпожу казначейшу. Какая она была красотка!
— А по мне, так никто с тобой не сравнится, Клементия.
— Да будет тебе, Хатани. Лучше скажи, где твой постоялец?
Хатани встал:
— Пойдем, провожу тебя к нему. — На его лице отразилось такое разочарование, что кокетка даже пожалела толстяка.
* * *
Советник Марг внимательно выслушал Артавера. Была середина ночи, и во дворце царила тишина, нарушаемая лишь мерными шагами стражи и приглушенными голосами, называвшими пароль.
— Значит, ты считаешь, что они опасны? — Марг остановился перед своим помощником.
— Да, я слежу за ними с тех пор, как они появились в городе.
— Кинна Ровена приблизила к себе Румелию. Не понимаю, почему она прониклась к ней таким доверием. Чтобы устранить эту знахарку из ее окружения, придется приложить немало усилий. Ровена своенравна и простодушна, как дитя. Ее не насторожило, что кинар Тибор умер в тот день, когда Румелия вызвалась лечить его. Даже одного подозрения достаточно, чтобы подвергнуть пытке эту проходимку. Но кинна и слышать не хочет об ее виновности. Твердит, что Румелия не выходила из своей комнаты. Смерть кинара мне кажется очень странной. Почему стражники валялись в коридоре, а когда их растолкали, они заявили, что ничего не помнят? Даже пытки не заставили их сказать что-нибудь вразумительное. Почему они отошли от двери? Лекарь утверждает, что кинар умер во сне. Но на лице кинара было какое-то странное выражение. Что он увидел перед смертью? Или кого? Что за видение могло исказить такой ненавистью его черты?
