Дэн Ченслор - Разрушенное святилище
— В той воде, что вы выпили, — выталкивал он слова через смех, — утопла не одна собака. — Неожиданно, с нарочитой серьезностью приблизив свои выпученные глаза с красными прожилками к стоявшим близко, он прошептал, — там и люди водятся, на самом дне, его-то не достать.
И в новом пароксизме смеха, ударив себя по мощным ляжкам, заревел:
— И ничего, живем, и все живые здоровые!
И действительно, быстро подбежавший мальчишка с длинным шестом, на конце которого виднелся металлический крюк, вытащил труп почти целиком.
На несколько ошметков, постепенно погружающихся в воду, никто не обращал внимания, и подошедшие женщины спокойно наполняли ведра водой, переговариваясь между собой, что сторожа возле водопровода опять, небось напились и не видят, что бросают жители верха в трубу.
Несколько новобранцев изъявили желание расстаться с выпитым, однако вода столь быстро была поглощена иссохшимися желудками, что дело ограничилось сдавленным кашлем и схематическими движениями горла.
Голос сержанта заставил их двигаться дальше. Глинистые участки чередовались с горным монолитом, в котором были выбиты грубые ступени, ведущие наверх. Отряд миновал их и двинулся между хижинами, казавшимися еще более убогими, чем виденные раньше.
Порыв жаркого ветра донес волну оглушительного зловония — подобие дороги, по которой они двигались между жилищами, вывело их к обширному, беспорядочно разбросанному кладбищу. Колючая горсия торжествующе вздымала свои черные бархатистые цветы, с каждым дуновением ветра осыпая ядовито зеленую пыльцу.
Черная статуя бога подземного царства Ортикса, широко развернувшего каменные крылья, внимательно смотрела своими четырьмя ликами по сторонам света, как будто боялась упустить момент, когда следует призвать к себе, подтолкнув, очередного человека, балансирующего на пороге жизни и смерти.
Рядом, отделяемая лишь тропой, располагалась свалка мусора, и по состоянию каменных откосов было видно, что он небрежно сбрасывается с самых верхних ярусов города, застревая по пути, разлагаясь и привлекая к себе внимание любителем падали — белоснежных крылатых риксов и злобных, всегда готовых напасть стаей шестилапых ярдов.
Рогвард обратил испуганное лицо к брату.
— Эти люди забыли о почтении к предкам, — прошептал он торопливо и невнятно, исполнившись волнения и страха перед подобным святотатством.
Визалиус, как и остальные селяне привыкший к неукоснительно соблюдаемому ритуалу погребения умерших и почитанию их душ, которые витают над могилами, в ответ только пожал плечами, не в силах объяснить подобное пренебрежение.
Слышавший их разговор сержант вмешался.
— Здесь, на первом ярусе, живет чернь, отбросы, нищие. Солдаты, охраняющие периметр стены, держатся обособленно, не смешиваясь с ними. Ополченцев набирают и отсюда, но глаз с них спускать нельзя — или предадут, или резню устроят. Я иногда сомневаюсь, верят ли они вообще в богов.
Ответом на последние слова было изумленное, испуганное перешептывание. Бредущий по обочине совсем молодой парнишка вдруг пронзительно закричал, застыв на месте, неподдельным своим ужасом заразив остальных. Даже Сагурн запнулся, нарушив свой чеканный, ритмичный шаг.
Сухая беловатая глина на ближайшей могиле вдруг задрожала, перекатываясь комками, вздулась горбом, как будто погребенный силился выползти навстречу солдатам. Последовал сильный толчок снизу и на поверхность выбросило тонкую руку женщины, охваченную дешевым медным браслетом.
Следующий удар вытолкнул почти все тело, видно, захороненное недавно и прекрасно сохранившееся.
Мгновение женщина как будто плыла над собственной могилой и наконец вылетела из земли, упав на остолбеневшего парня, рухнувшего от неожиданности и страха. Он даже не пытался освободиться, лишь беспомощно подергиваясь под тяжестью ледяного тела.
Молодежь заверещала, бросившись бежать, однако пришедшие в себя солдаты быстро остановили исход так трудно добытого пополнения.
Сагурн рявкнул.
— Стоять, смердящие дети ярдов! Солдат не бежит, не понимая, от чего спасается! Разлепите свои бельма, это всего лишь вода!
Солдаты, сильные удары которых заставили ополченцев развернуться, погнали их назад и только тогда испуганные люди увидели, что над могилой бьет столб воды. Именно она разрушила земляной покров и выбросила тело.
Сагурн объяснил.
— Тот водоем, из которого вы пили, глубиной в десяток человек, поставленных друг на друга? Обычно вода уходит вглубь горы, но иногда прорывается сквозь новые трещины и бьет фонтаном там, где находит слабое место. Как правило, это кладбище.
Освободившийся от трупа мальчишка смотрел на него с выражением ужаса и восторгом, потому что красота окутанного рыжими кудрями лица потрясала столпившихся зрителей. Подбежали два запыхавшихся грязных оборванца с лопатами — смотрители кладбища и уложив женщину на кусок темной материи, понесли ее на другое место.
Визалиус воскликнул.
— Но как ее отыщут родные, если принесут жертву ее духу и богам?
Один из солдат только отмахнулся.
— Кому она нужна, никто не придет.
Ополченцы, после пережитого ужаса вдруг с новой силой почувствовавшие усталость, жару, пыльную коросту, облепившую тела, поплелись вслед за сержантом. Они старались держаться подальше от могил, и то и дело оскальзывались на осунувшихся отбросах свалки.
Поднявшись по осыпающимся ступеням боковой лестницы на вторую горную террасу, они очутились среди прихотливых изгибов лабиринта, созданного беспорядочным нагромождением каменных приземистых домов.
Большинство вообще не имело дверей, в других они были широко распахнуты, так что занятия1 каждого семейства не составляло тайн для соседей.
Голубоватый чад поднимался над железной сковородой, на которой толстуха, весьма неопрятного вида, жарила плоские лепешки из грубой муки.
Сидя на пороге своего дома, багровая не только от жара печи в виде треножника с пылавшими под нем дровами, но и от освежительного, которое хозяйка отхлебывала из стоящего рядом узкогорлого медного кувшина, она зычным голосом окликала проходящих, нахваливая товар.
Стопка лепешек на медном помятом блюде высилась возле ее распухших ступней, виднеющихся из-под серой, в пятнах жира и заплат юбки.
Обширная плешь, едва прикрытая тонкими слипшимися прядями, была украшена венком из малиновых цветов астеранта, своей изысканностью лишь подчеркивающих отталкивающую внешность торговки.
При виде солдат пыл ее вдруг погас, она резво вскочила, пытаясь прикрыть лепешки юбкой и делая вид, что не замечает их приближения, закричала в дом мальчишке, месившему тесто, как будто отвечая на его слова.
