Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Т. 4. Чёлн на миллион лет
А уж на окраине, где стоял старый особняк, подновленный благодаря усилиям Лорейс Макендел, на улицах не было ни души. Обычно жизнь здесь не затихала ни на миг, а с наступлением сумерек становилась яркой и суматошной. Среди здешних лачуг и магазинчиков завелось несколько ночных клубов. Какие бы ни настали трудные времена, белые никогда не бросят посещать Гарлем — ради джаза, танцев, комедий, словом, чтобы хоть чуть-чуть отдохнуть от забот. Они почему-то вбили себе в голову и старательно поддерживают друг друга в убеждении, что уж неграм-то живется совсем беззаботно. Но сегодня все сидели по домам, пережидая непогоду.
Поглядев на часы, Лорейс поманила одну из горничных:
— Слушай меня внимательно, Синди! Ты служишь совсем недавно, а сегодня должно случиться нечто значительное. Я не хочу, чтоб ты наделала ошибок.
— Да, мама-ло, — голос девушки был преисполнен почтения.
— Вот и пожалуйста! — покачала головой Лорейс. — Я тебе сколько раз говорила, что называть меня «мамой-ло» можно только по особым случаям!
— Я, я… Извиняйте, мэм. У меня это вовсе вылетело. На глаза девушки навернулись слезы. Женщина, стоящая перед ней, была высокой, стройной, несомненно молодой — и в то же время казалась почему-то старой. Строгое элегантное бордовое платье, серебряный браслет-змейка на левом запястье, а у горла золотая брошь — рубин в центре сплетенных треугольника и круга. Будь ее кожа еще чуть светлее, женщину можно было бы назвать просто смуглой; сходство с белой ей придавали узкий овал лица, нос с горбинкой, прямые жесткие волосы.
Лорейс, улыбнувшись, слегка похлопала девушку по руке.
— Не бойся, дорогая! — От нее можно бы ожидать голоса звучного, как труба, а он звучал нежно, как скрипка. — Ты очень молода, и тебе предстоит многому научиться. Главное, я хочу, чтобы ты усвоила: сегодняшняя посетительница — особенная. В доме не будет мужчин, кроме Джозефа, да и тот будет сидеть в машине. А ты будешь помогать по кухне. Никуда не выходи. Нет-нет, ты чудесно подаешь на стол, ты симпатичнее Кончиты — но она занимает в доме более высокое положение, чем ты. А это завоевывают не только услужением, но и верой, и учебой. Уверена, твой час еще придет, так что не переживай. Главное, Синди, — никому ни слова. Понимаешь, никому ни слова о моей гостье, что бы ни пришлось тебе увидеть или услышать. Поняла?
— Да, мэм.
— Хорошо. А теперь ступай, детка. Да, и вот что: тебе надо поусерднее заняться английским. Ты никуда не пробьешься в жизни, если не научишься говорить, как образованная. Значит, надо стать образованной. Томас говорит, что по арифметике ты тоже не успеваешь. Если тебе нужны дополнительные занятия, попроси его — ведь он учитель не по профессии, а в душе.
— Д-да, мэм.
Лорейс чуть склонила голову и прикрыла глаза, будто вслушиваясь во что-то, слышное только ей.
— Твой добрый ангел парит над тобой. Ступай с миром.
Девушка заспешила прочь, шурша крахмальными юбками и буквально сияя от радости: не так-то много перепадало ей добрых слов. Оставшись одна, Лорейс принялась бесцельно бродить из угла в угол, подхватывая то одну, то другую безделушку и почти тотчас же возвращая ее на прежнее место. Эта комната была обставлена в викторианском стиле — дубовые стенные панели, тяжеловесная мебель, толстый ковер на полу и плотные гардины на окнах, застекленные шифоньеры с коллекцией тщательно подобранных диковинок, еще более тщательно подобранная библиотека, а на верху книжной полки — бюст чернокожего, выполненный, как ни странно, из белого гипса. Свет электрических лампочек в хрустальной люстре был не в силах разогнать затаившийся по углам сумрак; эффект был впечатляющим.
Но вот к тротуару подъехала машина. Заметив ее сквозь стрельчатое окно, Лорейс подавила свое беспокойное состояние и выпрямилась: от нынешней встречи зависит очень и очень многое. Шофер выбрался из-за руля, раскрыл широкий зонт и, обойдя машину кругом, раскрыл заднюю дверцу для пассажирки. Затем он позвонил у входной двери — этого Лорейс уже не видела, но знала, как он поступит, и слышала звонок. Знала она и то, что в холле посетительницу встретят служанки, возьмут у нее плащ и укажут дорогу.
Как только гостья вошла в комнату, Лорейс протянула ей обе руки для сердечного приветствия:
— Добро пожаловать!
И ответное пожатие Клары Росарио, и ее ответная улыбка были едва заметны. Она казалась в этой комнате чужой. Излишне броская бижутерия. Волосы черны, как безлунная ночь, смуглая кожа, полные губы; однако светло-карие глаза, прямой нос и широкие скулы доказывали ее принадлежность к белой расе. Лорейс возвышалась над гостьей на добрых три дюйма, но Клара держалась независимо, не уступая осанкой хозяйке дома — с поправкой на более пышные формы.
— Спасибо, — отрывисто бросила она и принялась озираться. — А ты тут, гляжу, неплохо устроилась!
— Пойдем ко мне в кабинет, там нас никто не побеспокоит. Бар там тоже есть. А может, ты предпочтешь чаю или кофе? Я прикажу подать.
— Спасибо, только лучше я хлебну чего-нибудь покрепче, — ответила Клара с истеричным смешком.
— Надеюсь, ты останешься на обед? Кухня, можешь мне поверить, угодит любому гурману. К тому времени мы уже покончим с нашим… делом и сможем от души отдохнуть.
— Ладно, только чтоб не очень поздно. Меня ведь ждут. Я должна их веселить и… И потом, для меня самой спокойнее пока не выходить из дела. Мужчина нынче, знаешь ли, очень нервный пошел: никто не знает, откуда ждать подвоха.
— Кроме того, не в наших интересах, чтобы кто-нибудь заподозрил, что мы что-то затеваем. Не волнуйся, тебя отвезут домой загодя, у тебя будет масса времени в запасе, — Лорейс взяла Клару за руку. — Сюда, пожалуйста.
Едва переступив порог кабинета, Клара напряженно замерла. Небольшая комната с плотно зашторенными окнами была совершенно необычной. Пол застлан соломенными циновками, кресла диковинной формы укрыты леопардовыми шкурами. На одной стене — две африканские маски, а с полочки между ними пялит пустые глазницы человеческий череп. На противоположной стене растянута шкура восьмифутового питона. В дальнем углу — мраморный алтарь, крытый белой тканью с красной каймой. На алтаре лежит нож, стоит хрустальный кубок с водой и бронзовый витиеватый канделябр на семь свечей. В свете одинокой лампы под темным абажуром на столе поблескивают серебряный портсигар с такой же спичечницей и курильница, источающая дымок благовоний — воздух наполнен острым ароматом. В этой диковинной обстановке замерший подле двери обыкновенный комод с радиоприемником и кофейный столик посреди комнаты совершенно терялись, казались неуместными. На столике были расставлены стаканы, ведерко со льдом, бутылка сельтерской, графин, пепельницы и тарелочки с деликатесами.
